А теперь о погоде

Я пишу этот пост в адском неадеквате и засыпая, поэтому простите меня за все.

У меня сегодня ночь ангста и дарковых аушек.
Все началось с этого шикарного исполнения на фесте. Потом я вспомнил про прекрасный и один из моих любимых фанфик про дарк!Ньюта.
А потом я просто решил послушать мрачной музычки — своих обожаемых хау ту дистрой энжелс.



There is a voice inside of me, I don't know
And all his words keep echoing a tremolo
I've been waiting for a sign to appear
He has a message waiting for me



Please, anyone
I don't think I can
Save myself
I'm drowning here, please

Да, вот такие вот странные ассоциации. Но я так и вижу это всепоглащающее безумие, кайдзю, медленно дожирающие мозги не в буквальном смысле конечно, все эти голоса в голове и отчаянные просьбы о помощи, которые, может быть, так и не будут произнесены вслух.

Здесь бы хорошо подошел коллажик из моего предыдущего поста, но я его постил уже, и мне прям неловко дублировать. Но оно тоже такое очень холодное и очень психоделичное.

немножко более адекватные музыкальные ассоциации

It feels like the end of the world
It seems like nobody cares
Is it real or am I going insane
Am I ever gonna change my ways

Это Райли, ушедший из проекта после смерти брата и работающий на стене.
Вот так и вижу его здесь <3

А это мне уже покидала Солос:



Вот это невероятно крутой и уверенный себе в Чак :З

И снова ньютогерманны а что вы еще ожидали увидеть в этом дневнике:

@темы: А у нас в Эстонии..., Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Обидно, что никто не исполняет заявки с аушного тура. Сборный пост этого тура — настоящее королевство упоротости! Я уже про себя окрестил его туром шикарнейших заявок без исполнений. Или, будем надеяться, что еще все будет, в конце концов, прием был только вчера %)

Еще сегодня на приеме меня очень попечалил особо одаренный чувак. Последние заявки вбросили так быстро, что мы закрыли, когда было 53 заявки. Мы, как приличные админы, пошли и удалили три последних. И тут, оказывается, кто-то тоже удалил свою заявку — но из середины. Спасибо, чувак, ты отличный. Хорошо, что три последних удаленных заявки сохранились в соседнем окошке.

Кстати, мне прямо дико хорошо от того, что прием идет не так быстро. Можно расслабиться, и теперь меня уже не трясет так сильно, как Ньюта после дрифта с мозгом кайдзю х)

А вообще, я пришел сюда принести ньютогерманновского пикспама, но что-то увлекся!



[x]

Это вообще-то обложечка с фанмикса, но фанмикс я не оценил, а вот от этой психоделичкой обложечки я в желе *д*

ЭТО ЛУЧШЕ ВЕДРА С КОТЯТКАМИ

[x]



[x]



[x]



[x]

@темы: А у нас в Эстонии..., Истекание слюнями и кровью из носа, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

ОООО ДААА~

Начался день с того, что мне подарили офигительный подарочек
Баклажанчик мотивирует меня слушать найтвейл и дальше вот таким вот образом:

Мой крутой подарочек

Баклажанчик, большое спасибо тебе еще раз! ♥ Это было очень, очень внезапно, мило и круто! И теперь я просто обязан таки в руки и слушать дальше %)

А теперь угадайте с одного раза песню, которую мы вопили на всю округу до начала нашего сеанса в кино.

Про поход в кинцо и немножко про фест

Когда мы встретили Солос и Диму, то в предвкушении второго "Гадкого Я" снова стали общаться одним-единственным словом "ПАПОЙ". На фоне этого Баклажан фейспалмил и как эдакий сударь говорил: "Я один тут, кто не говорит это слово?"
Вы даже представить не можете, кто первый сказал "ПАПОЙ", когда мы вышли с фильма

Мультик потрясающий, чего, собственно, мы от него и ожидали Я уже даже не буду говорить, что дети орали и смеялись не так громко, как куча здоровых лбов хД
Грюпунцель — идеальная принцесса и прекрасна, как миллионы миллиардов рассветов!

Когда появлялись миньоны, нас сразу можно было выносить хД Но они такие лапушки!



Миньоны в машине — это отдельный разговор хД
А еще, когда они ждали в этой машине ночью Грю и Люси, я стал орать, что им не хватает начать петь ЗЕТС НОТ МАЙ НЕЙМ. ЗЕТС НОТ МАЙ НЕЙМ.



А вот этот лапушка — мой любимец, и я б даже купил с ним фигурку, если б таковые были хД



Эль Мачо — это тоже такая прелесть! :'D С первого его появление мы с Баклажаном БЫСТРО РЕШИТЕЛЬНО затипировали Соню в него, она сначала возмутилась, а потом такая БЛИН НУ ТОЧНО Я.
Когда Эль Мачо показали в первый раз, Баклажанчик стал орать О БОЖЕ КАКОЙ ЗНАКОМЫЙ ГОЛОС. Я пожал плечами и значения не предал. Но к середине фильма он понял, и мы уже просто не могли смотреть нормально ИБО



Никто из зала не мог понять, почему, когда показывали Эль Мачо, какие-то странные люди орали цитаты из Пасифика. НО КАК МОЖНО БЫЛО НЕ И ГДЕ МАТЬ ВАШУ МОЙ ЧЕРТОВ БОТИНОК

А потом случилось ЭТО



И УГАДАЙТЕ, ЧТО МЫ СТАЛИ ПЕТЬ ОСТАВШУЮСЯ ЧАСТЬ ДНЯ ВМЕСТЕ С ЗЕЙ КОЛ МИ СТЕЙСИ.
Избрали эту песню нашим третьим гимном. Будем гордо выходить на нее на олимпийских играх.

В общем, мультик просто богический, и кто еще не — идите обязательно и не раздумывая!
Правда жалко, что не было Вектора. Хоть на несколько секунд. Ну почему! хД ОООО ДААА~

Закончился наш день тем, что мы стояли в гиппермаркете такие и листали журнальчик — специальный выпуск с "Университетом монстров", между прочим!
И тут я спрашиваю "хмм, интересно, сколько времени? а, всего-навсего без двух минут восемь". Несколько секунд ушло на то, чтобы понять О ГОСПОДИ БЕЗ ДВУХ МИНУТ ВОСЕМЬ А У НАС В ДЕВЯТЬ ПРИЕМ ЗАЯВОК ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО. Так или иначе, мы подорвались и героически успели!

Прием шел на удивление медленно, но и нам было от этого неплохо. В самый раз, можно сказать х) Мы созвонились с Баклажаном и фейспалмили на особо одаренных ребят, которые явно не читали очень важное примечание х)
Мы даже успели сгенерировать несколько упоротых заявок в процессе приема. Вот, что там самое упоротое — то наше хД

@темы: А у нас в Эстонии..., Похождения Психов, Cinema-goers, Эстонское счастье, пасифик рим разрушил мою жизнь, ура, Детство еще не окончено

---

Пара слов о моей жизни

дерганный невротик: ВИДЕЛ КАК ОБЗОРЫ ПРО НАС НАПИСАЛИ
дерганный невротик: БАУНСИ БОУНС ПОСТИТ БЛАБЛАБЛА
дерганный невротик: ПРУВЕР ИСПЕК ЭКЛЕР СИНХРОНИЗИРУЕТСЯ ТУТ
горячий гиперактивный доктор: ПРУВЕР ИСПЕК ЭКЛЕР СИНХРОНИЗИРУЕТСЯ
горячий гиперактивный доктор: ДАААААА
горячий гиперактивный доктор: ЭТО ОФИГЕННО хД
горячий гиперактивный доктор: НАШ ДРИФТ ОФИЦИАЛЬНО УВЕКОВЕЧЕН В ОБЗОРАХ
дерганный невротик: можем идти на олимпийские игры
дерганный невротик: по синхронному долбоебизму

@музыка: The Ting Tings – That's Not My Name

@темы: А у нас в Эстонии..., Похождения Психов, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Я все-таки дописал фик и вбросил его на фест. Получил один коммент и желтую звездочку за старания
Я знал, что я бездарность — впрочем, сейчас меня это угнетает больше обычного. Но я пришел не ныть, а вбрасывать фик. Так что замолкаю.



Персонажи: основные — Ньютон/Германн, упоминаются и мелькают Пентекост, Мако, Райли, оба Хенсена с Максиком, Кайдановские, Тендо, Ганнибал;
Рейтинг: PG-13;
Написано по заявке:
3.17. Ньют/Германн, кроссовер с "Островом проклятых", персонажи как главные герои фильма.
Этот неловкий момент, когда заказывали мы с Баклажаном, а в итоге я взял и исполнил.

И да, ребят. Читать, если вы не смотрели фильм, МОЖНО. Вы все поймете, честно. Фильм проспойлерится — но не целиком, вы может даже и не догадаетесь, когда будете его смотреть. Или догадаетесь. Просто из фильма, кроме нескольких деталей, я взял основную идею — и вышла психбольничная аушка.

7 926 слов.

Shutter island

Shutter island

Ньютон работал над реактивами, когда дверь его кабинета отворилась с гулким протяжным скрипом. На пороге стоял седой мужчина и глядел на него серьезно и недовольно. Ньют резко повернулся к нему, приветливо помахал рукой и жизнерадостно произнес:
– К сожалению, пока никаких результатов я так и не получил. Но если все пойдет по плану, то уже совсем скоро…
Мужчина недовольно сощурился, вздохнул и резко выдернул у него реактивы. Ньют лишь ошарашенно моргал, и только было хотел возмутиться и попросить свою важную работу обратно, как тот сухо произнес:
– Мистер Гейзлер, принято решение о вашем переводе в Гонконг. Дело очень тяжелое, и другого выхода у нас нет.
– Гонконг? То есть как Гонконг? – удивленно переспросил Ньют и судорожно пожал плечами. Шок его был настолько велик, что, казалось, все нужные слова застряли в горле. Но ответы сами пришли в голову – Ньют умный, достаточно умный, чтобы все же не задавать лишних вопросов. Все ясно как дважды два: проект береговой стены набирает обороты, и их исследовательский отдел закрывают. Еще давно стало очевидно, что Берлинский отдел долго не продержится. Он кивнул, и мужчина продолжил:
– Это доктор Готтлиб. Он поедет с вами, – и только после этих слов Ньютон заметил мужчину, стоявшего позади и державшего в руке трость. Он выглядел абсолютно серьезным, только вот руки слегка тряслись, а в глазах прятался то ли испуг, то ли волнение – нельзя было сказать с первого раза, но именно взгляд нарушал это видимое, тщательно создаваемое доктором спокойствие.
Ньют улыбнулся будущему коллеге. Он видел его несколько раз, в коридорах, в столовой, на улице, но они так ни разу и не перекинулись даже парой слов. Ньютон усмехнулся: теперь то у них этой возможности будет предостаточно.
Седой мужчина – главный на их станции, явно решил, что разговор окончен. Он развернулся, кивнул Готтлибу и поспешно покинул комнату.
– Ньютон Гейзлер, – произнес Ньют, схватив Готтлиба за запястье, когда тот направился к выходу – он хотелось поймать его руку для рукопожатия, но тот отчего-то резко вздрогнул и отдернул ее. – Значит, мы теперь коллеги? Хорошо, что вы тоже отправляетесь в Гонконг. Я так понимаю, всему виной проект береговой стены?
Готтлиб не был предрасположен к разговору, он быстро выхватил руку из пальцев Ньюта и холодно ответил:
– Мы еще поговорим с вами, мистер Гейзлер.
– Да ладно, зови меня Ньют! – рассмеялся тот, совсем не обиженный таким резким и странным поведением. – А тебя как? Или ты серьезно хочешь, чтобы я называл тебя доктор Готтлиб? Мы же теперь вместе работать будем, чувак.
Доктор Готтлиб, по всей видимости, разговор считал оконченным и поспешно, жутко хромая и опираясь на свою трость, вышел из кабинета. Ньютон пожал плечами и прокричал вслед:
– Эй, а как же мои реактивы? Я долго работал над ними!
В ответ он услышал только грохот, с которым захлопнулась дверь.

Германн остановился около двери и перевел дух. На ум снова настойчиво лезли мысли, которые он так тщательно отгонял все это время: и черт ведь его дернул перевестись в психбольницу для преступников. Но на работе простого психотерапевта в Гармиш-Партенкирхене много не заработаешь – и ему пришлось сначала переезжать в Берлин, а потом и устраиваться в клинику. В обыкновенных психбольницах, где содержали мирных больных – бедолаг, слышавших голоса и гонявшихся за бабочками, было полным-полно своего персонала. И только в подобном заведении, где в помощи нуждались опасные преступники, признанные невменяемыми, доктор Готтлиб смог найти работу. Уже после третьего дня, когда на него напал больной, он хотел послать все к черту и заняться привычной деятельностью – но воспоминания о невозможности найти другую работу, о голоде и бедности, заставили его терпеть.
Но вот отчета о том, как он согласился переехать в Гонконг, чтобы работать там, Германн себе совершенно никак не отдавал. Не просто в Гонконг, а в больницу на острове, которая была изолирована от всего остального мира. После того, как он сам вызвался на эту должность, Готтлиб решил, что сумасшедший здесь, по всей видимости, только он, и уже сам себе был готов поставить диагноз. То ли высокая ставка, то ли все та же изолированность – люди, люди, Готтлиб был психотерапевтом, но вот злая ирония судьбы – с годами он только сильнее страдал от общения с ними.
В Гонконге работали с пациентами, от которых отказывались остальные больницы. После года безуспешного лечения Ньютона Гейзлера было принято решение о переводе его в новую больницу. Его должен был сопровождать врач, который стал бы по возможности его постоянным доктором на время содержания в Гонконге – и доктор Готтлиб совсем отчаялся в происходящем в его жизни, чтобы самому вызваться на это безумие.
– Доктор Готтлиб, верните это на кухню, – произносит главврач, доктор Венцель, вручая Германну тарелку с супом и выдирая его из своих мыслей. Суп уже наполовину расплескался, тогда, когда Ньют упорно называл его своими реактивами и проводил с ним что-то, только одному ему известное. И радостно обещал, что в самом скором времени… В самом скором времени этот суп был способен только заплесневеть.
Германн, по привычке, немного в шутливом, немного в слишком серьезном смысле, отдал честь, взял тарелку в руки и отправился на первый этаж. Доктор Венцлер шел рядом с ним некоторое время – сначала он молчал, а потом, немного растерянно, произнес:
– Вы с ним осторожнее. Он настоящий маньяк.
– Он пациент, – пожал плечами Германн. – И мы не вправе судить.
– Верно, конечно, – произнес главврач, – но я вам честно скажу – я счастлив, что он теперь не моя забота. Вы настоящий герой, что вызвался на это, никто бы не согласился.
– Я просто выполняю свою работу, – вздохнул Готтлиб. Венцлер остановился у своего кабинета, когда тот продолжил свой путь, и несколько секунд – с долей уважения, с долей сочувствия, он смотрел ему вслед.
– Удачи, доктор Готтлиб, – крикнул он наконец, будто вырванный из оцепенения. Германн обернулся через плечо, судорожно кивнул и скрылся за поворотом.

За ними прилетел пустой самолет. Ничего удивительного: власти специально выделили личный самолет для больниц и тюрем, занимающихся перевозкой государственных заключенных. После нескольких ужасных случаев с весьма печальным концом, власти поняли, что перевозить таких обычными рейсами слишком опасно и сдались.
Германн сидел в кабине, когда двое охранников ввели Ньютона внутрь. Его держали за плечи, а руки были застегнуты наручниками за спиной. Ньют как будто этого не замечал – у него было веселое и безмятежное выражение лица, и Готтлибу становилось не на шутку жутко от такой спокойной радости заключенного. Ему не раз говорили, что он серийный убийца и жестокий маньяк – а Ньют вовсе не был похож на человека, к которому можно было приписать все эти характеристики.
Когда охрана закатила рукава Ньютону, чтобы пристегнуть его руки к креслу, Германн с ужасом заметил расцарапанные запястья. Доктор нервно сглотнул – еще не хватало попыток самоубийства и, медленно поднявшись со своего места, ближе подошел к пациенту.
– Вы что, пытались вскрыть вены? – произнес он и внимательно присмотрелся к его рукам.
– Ты что, с ума сошел? – рассмеялся Ньют – и так искренне, что доктор Готтлиб снова готов был признать, что сумасшедший здесь все-таки он.
– Это же татуировки, – заявил Гейзлер с гордостью. – Нравятся?
Германн только помотал головой. Нравятся? Расцарапанные запястья – чем он так? Вилкой? Не пишущей ручкой, изо всех сил вдавливая стержень в руки? Он готов поклясться, что вчера с руками Ньюта все еще было в порядке.
– Это Ямараши, – продолжил рассказывать пациент, кивая на одну руку. – Сделал ее пару лет назад.
Готтлиб присмотрелся и действительно заметил, что царапины на руках Ньюта складывались в рисунок: неосторожный и трудно различимый, но при старании все же можно было рассмотреть темно-красных монстров на бледных руках сумасшедшего. Германн нервно сглотнул и быстро вернулся на место – тем более, скоро должен был быть взлет. Он мысленно отметил, что непременно нужно будет распорядиться, чтобы Ньютону Гейзлеру не выдавали ни вилок, ни ручек, ничего, чем бы он мог снова себя поранить.
– Что, так не понравились? – усмехнулся Ньют, заметив такое сильное неприятие Германна. – Не любишь татуировки?

Их полет был долгим и тяжелым. В основном, пациент если и говорил, то рассказывал о егерях, о войне, о – как же он их называл? – кайдзю и прочих кошмарах, порожденных его больным разумом. Доктор Готтлиб слушал, но в целом молчал – он не знал еще, какую тактику лечения нужно было выбрать, пока он лишь знакомился с пациентом и не принимал опрометчивых попыток воздействия.
– А ты не больно разговорчив, – произнес Ньют, улыбаясь – улыбался он, кажется, постоянно. А после смешно попытался поправить съехавшие на нос очки – руки-то его были прочно прикованы к подлокотникам.
Германн только отвернулся в окно и смотрел на облака, так напоминавшие воздушные замки. Он любил небо, и если бы не детская травма, никогда бы не пошел в медицину – стал бы летчиком, и проводил бы в нем столько много времени, сколько бы только мог.
– И что ты там читаешь все время? – не успокаивался Ньютон, пытаясь заглянуть в книжку, что доктор держал на коленях.
– Теория случайных процессов, – вздохнув, ответил он.
– Так ты математик? – восторженно переспросил Гейзлер. – Это круто!
Тот лишь тяжело вздохнул. Он открыл старый потрепанный блокнот, лежавший рядом, и сделал в нем заметку: «Больной не отдает себя отчета даже в том, кем являюсь я».
– Математика – просто хобби. Я доктор, мистер Гейзлер.
Хобби, которое всегда помогало ему спрятаться от своих проблем. Сухие, неэмоциональные, пустые цифры. Особенно толстые учебники спасали после тяжелых рабочих дней, которые выворачивали Германна наизнанку и выжимали из него последние соки. В каком-то роде, математика помогала избавиться от своих эмоций – которые психотерапевту совсем не были нужны.
А Ньют будто и не слышал его.
– Я тоже доктор! – весело ответил он. – Защитил шесть докторских. Ну и труда это стоило… А ты сколько? Эй, Германн?
Готтлиб уткнулся носом в свою книгу, не проронив ни слова весь оставшийся путь, порой только искоса и слегка испуганно поглядывая на руки Ньюта, разодранные его личными монстрами.

Доктор Готтлиб уже ненавидел кайдзю. Терпеть не мог этих страшных уродов, которые его пациент Ньютон Гейзлер даже спустя двух месяцев после перевода в новую больницу и курса интенсивного лечения продолжал рисовать на себе. Изымание вилок, ножей, бритв ни к чему не привели – больной выдирал гвозди из подоконника, пытался царапать ногтями, а потом с гордостью рассказывал о татуировках. И сделал он себе их, конечно, давным-давно, и сейчас у него, конечно, не кровоточили руки.
Единственное, что Германн мог сделать для него – принести несколько цветных ручек и как будто ненароком забыть их в его палате. Неправильно было поощрять его галлюцинации и навязчивые идеи, но так пациент хотя бы не травмировал себя.
Доктор ненавидел кайдзю не только из-за рисунков – он слушал о них каждый день. Ньютон то восторгался ими, то говорил, что «просто их изучает». А порой у него происходили припадки – самые настоящие, панического ужаса и страха. Чаще всего это случалось, когда за окном шел дождь, и начиналась буря – а это, на одном из отдаленных островов Гонконга, было далеко не редкость.
Ньюта не получалось выдернуть из придуманного ему мира. Он искренне верил, что он на секретной базе – что они вместе с Готтлибом ученые, работающие в программе. Он даже всем остальным сочинил истории. Пациенты, врачи – все в его мире играли роли, и одному богу было известно, что придумал для них Гейзлер.
Сейчас же в больнице настало время уборки – заключенных выводили на улицу, и все они работали. Германн стоял невдалеке и наблюдает за Ньютом: ни кандалы на ногах, ни охрана рядом так и не приводили его в чувства, как и не приводило ничего, испробованное раннее: он искренне верил, что подметает двор рядом с Шаттердомом. Высокие стены, электрическая проводка и колючая проволока не наводили на него никакого ужаса. Ньют был уверен, что это всего лишь защита и ничего большего. Что защищают его, а не от него.
Германн стоял здесь еще пару секунд – как всегда чересчур серьезный, старательно скрывая тягость на сердце. Его тяготило все: эта закрытая больница, бесконечный океан вокруг нее, десятки заключенных и, главное, – недуг Ньюта. Недуг, который, порой казалось ему, невозможно было победить.
– Эй, Германн! – крикнул Готтлибу пациент, заметив его, и приветливо помахал рукой. – Иди к нам!
– Я же просил не называть меня при всех по имени, – недовольно пробурчал доктор Готтлиб. Он потянулся к трости, которую облокотил о ближайшее дерево, и торопливо покинул двор, направившись в кабинет главврача Пентекоста.

– Никаких изменений, – произнес Германн, положив на стол врача массивную папку с отчетом. Стекер Пентекост – высокий и сильный мужчина, ему бы больше подошло быть военным, но никак не врачом, – смотрел на Германна сердито и с укоризной.
– Если он не принимает действительность, то он опасен. Готтлиб, вы сами знаете – за этот месяц он уже несколько раз…
– Совершал нападение на персонал и пациентов, доктор. Я знаю, ведь он мой пациент, – произнес Германн, как можно более сухо и спокойно. – Мы принимаем все меры. И проводим подтвержденный вами же курс лечения.
Доктор Пентекост тяжело вздохнул и, хмыкнув, сел за свой стол.
– Я не хочу этого говорить, но вы сами прекрасно понимаете, чем это все может закончиться, если ему так и не смогут помочь. Я против таких методов лечения, но Ньютон Гейзлер опасен – и при бесполезном лечении нам придется применить лоботомию. Вы знаете, это не я буду решать, я буду защищать его…
– Вам не придется, – твердо произнес Германн. – Я уверен, нам удастся его вылечить.
– Я надеюсь на это, доктор. Для нашей больницы будет тяжело перенести еще одну жертву.
В воздухе повисла острая, режущая тишина – они оба молчали, но думали об одном и том же: как они не старались и не защищали, пациентам Кайдоновским ровно неделю назад провели операцию, сразу обоим. Они были слишком сильными, слишком буйными, и никто в начальстве кроме Пентекоста не верил в возможность их лечения. Советом директоров было принято решение, и нерв, соединяющий лобные доли мозга с его остальной частью был удален, превратив их из людей в постоянно молчавших безэмоциональных марионеток.
– Надеюсь, вы меня поняли, – процедил Пентекост. – Вы можете быть свободны, доктор Готтлиб.

Германн готов был поклясться, что на послеобеденных процедурах с Ньютоном ничего странного не происходило. Точнее, более странного, чем обычно – потому что не называть странным побег от реальности и постоянные галлюцинации не смог бы никто.
Обострение последовало вечером, когда Готтлиб с доктором Пентекостом и дежурившим в тот день санитаром Хенсеном вошел к нему в палату – главврач и один из санитаров всегда совершали подобный обход незадолго до отбоя, навещая пациентов в присутствии их лечащих врачей.
– Ну что, доктор Готтлиб, – спросил доктор Пентекост, когда Герк запер дверь, – вы подумали о лечении?
Ньют сидел на кровати, молчал, но с интересом наблюдал за ситуацией.
– С нашей прошлой встречи прошло слишком мало времени, чтобы я смог придумать что-то новое, но… – произнес Германн под суровым взглядом главврача, – но у меня есть несколько мыслей. Если использовать методику…
Он рассказывал всего минуту, не больше. Внезапно, тихий до этого Ньютон, громко перебил его:
– Позвольте и мне вставить два слова!
Стекер и Геркулес посмотрели на него с удивлением. И, к огромному сожалению Германна, слово вставить ему дали. Слово, полностью подтверждавшее, что никакое лечение ему до сих пор так и не помогло, даже совсем немного – ситуация, наоборот, усугубилась.
– Я бы не хотел отправляться туда без какой-либо информации, – бодро продолжил Ньют.
– Ньютон, не позорь себя, – сердито сделал ему замечание Германн.
Слушать о том, что можно войти в дрифт с мозгом кайдзю, главврач не стал.
– Доктор Готтлиб, займитесь им вплотную, – только и произнес он. – Сделайте все, чтобы новое лечение помогло.
Они с Герком покинули комнату – необходимо было осмотреть десятки палат. Прежде, чем запереть Ньютона, Германн сдавленно произнес:
– У тебя ничего не выйдет. И пока ты в это не поверишь, ты обречен.
– Смелость города берет, чувак! – только и ответил ему Ньют радостно, убежденный в правоте своих слов – и изо всех сил защищая свои идеи и то, во что он так свято верил.

Прежде чем лечь спать, Германн Готтлиб долго смотрел на океан за окном и на волны, разбивавшиеся о скалы. Он уже не знал, кто заперт в этой тюрьме, он или его пациент – и выбраться отсюда он хотел больше всего. Но он не мог отказаться ни от перевода, ни от пациента – виной тому были и профессиональная честь и, то, что он будет всегда отрицать: привязанности.
Иногда отсюда все же удавалось сбежать – пару раз за полмесяца, когда приходил паром, и можно было уплыть в центр города. Но и там, честно говоря, делать было совсем нечего – бежать хотелось много дальше, к дому. Однако Готтлиб продолжал выезжать туда, хотя бы ради того, чтобы купить несколько новых книг по математике и цветные ручки – у Ньюта они заканчивались очень быстро, теперь он разрисовывал не только руки, но и все тело.
Германн достал несколько толстых, массивных книг по психотерапии из чемодана и, устроившись за столом, пытался придумать средство от этого психического расстройства, отчаянно искал выход. Выход для Ньюта, и, вместе с тем, для себя. Но он не просто хотел спастись с этого проклятого острова: никто не заслуживал лоботомии, и он ни за что не мог отпустить своего пациента и дальше идти по дороге к ней.

Громкий крик разбудил Германна. Он поднял голову – он так и заснул за столом над книгами. Схватив трость, Германн спешно, насколько позволяло ему это его здоровье, выбежал из комнаты. Крик был приглушенным, наверное, на этаж ниже – как раз этаж, где была палата Ньютона. Готтлиб был там уже через минуту.
Первое, что он увидел – была санитарка. Девушка лежала на полу без чувств. Странно, что никого здесь больше не было: неужели никто из персонала, кроме Германна, не слышал крик? Он быстро осмотрел ее: никакого вреда здоровью, она просто была оглушена каким-то тупым предметом. Скорее всего, санитарка просто доставляла лекарства из одной части в другую, как на нее кто-то напал.
Готтлиб догадывался кто, но не хотел принимать этот факт до последнего. Он медленно поднял глаза и увидел, что дверь в палату его пациента была слегка приоткрыта.
Открыть дверь в этой больнице сложно. Если пациент будет пытаться сделать это сам, то его ударит током – но, по всей видимости, санитарка хотела войти в палату, отключила электричество и открыла дверь.
– Господь милосердный, помоги мне, – прошептал Германн, прежде чем зайти внутрь.

– Ньютон! Ньютон, что ты натворил! – только и смог воскликнуть Готтлиб, когда перед его глазами предстала пугающая картина. Комната Гейзлера была в ужасном состоянии: оторвана дверца тумбочки, сбит ночник, кусками отодраны обои и по полу разбросан мусор. В центре этого лежал Ньют – с тарелкой на голове и шприцом в вене. На полу валялись разбитые ампулы сразу нескольких медикаментов: легкое успокоительное, снова ничего страшного и… морфий? Ньют был в сознании, и его трясло. Сосуды на одном глазу лопнули – скорее всего, результат одного из лекарств той страшной смеси, что он сделал. Германн готов был поклясться, что еще несколько минут – и от всех этих средств, что нельзя было смешивать, и уж тем более принимать часть из них внутривенно, можно было умереть.
– Что ты натворил, – только и мог произнести он, выдергивая из него иглу и помогая лечь на кровать.
– Я видел их, Германн. Я видел, я был прав, понимаешь? Моя теория. Моя теория верная, Германн.
Готтлиб не мог его слушать. Он налил в стакан воды, сел рядом с ним и, нахмурившись, произнес:
– Молчи, пожалуйста, и пей.
Ньют обиженно засопел. Его пальцы дрожали настолько, что Германну пришлось напоить его самому, придерживая его голову одной рукой, а стакан – другой.
– Зачем ты это сделал? – строго спросил он, но голос его дрогнул. – Никогда, никогда больше этого не делай, ты понял?
Германн сидел на кровати рядом с Ньютом и смотрел на него испуганно. Того по-прежнему трясло и чувствовал он себя просто отвратительно, но взгляд его был победоносным:
– Я вошел в дрифт с мозгом кайдзю. А вы мне не верили, – еле мог произнести он в своей лихорадке.
– Жди здесь, – произнес Готтлиб серьезно и вышел из комнаты – санитарка, оглушенная Ньютом, тоже нуждалась в помощи. Девушка уже очнулась, и он помог ей прийти в себя.
– Я сейчас же доложу главврачу, – пообещал он, дав ей строгое наставление отправляться в свою комнату.
Но к доктору Пентекосту он приходит только спустя двадцать минут. Ньютон Гейзлер – его пациент, и прежде он старается помочь ему и оказать первую помощь, дает лекарства и ждет, пока того вырвет – снова укладывает на постель и слушает отрывочный бред о параллельной вселенной – той, откуда пришли его монстры. Он неосторожно смахивает с постели осколок одного из стаканов – так и не узнав никогда, что это диктофон Ньюта, и что он говорил в этот осколок несколько минут назад. Ньютон недолго может прибывать в себе после произошедших процедур, но Германн, с присущей ему неловкостью, такой странной для психотерапевта, пытается успокоить его и утешить. Когда его пациент теряет сознание, доктор Готтлиб еще некоторое время сидит на его постели – не то собираясь с мыслями, не то волнуясь, что он может очнуться, и ему снова потребуется помощь. Лишь спустя несколько минут он уходит за главврачом.

На следующее утро Германн сидел в кабинете Пентекоста, мечтая слиться с креслом и провалиться под землю. На пациенте сорваться главврач не имел права – а потому досталось его доктору. Пентекост никогда не кричал, но его металлический твердый голос был хуже любого крика. Произошедший случай стал нонсенсом: мало того, что пациент набросился на санитарку, он отобрал препараты – и, подумать только, вводил их внутрь своего организма. О том, что шприц с тарелкой и разбросанные по палате обломки и мусор – это часть одного целого, изобретения Ньюта, дрифт-машины, как он его назвал, Пентекост узнал сразу, стоило ему зайти в комнату. Гейзлер тут же проснулся, и хотя прийти в себя все еще не мог, трясся и дрожал, но рассказал, что смог войти в дрифт с «мозгом кайдзю» – а на деле же не было никакого мозга, никакого дрифта – только шприц и препараты в нем.
Пентекост тогда обернулся к Германну, и тот сразу отчитался о только что проведенном осмотре пациента и его состоянии.
– Ты должен сделать это еще раз, – нахмурился Пентекост, – мне нужно больше информации.
– Ну, только если у вас не завалялся еще один мозг кайдзю, – произнес Ньют, внимательно слушавший их разговор, и воспринявший последнее предложение на свой счет. И на серьезный, испепеляющий взгляд главврача только с удивлением и неким трепетом спросил:
– Что, есть?
И на утро Пентекост отчитывал Готтлиба – пациент мог угробить себя, и только он, Германн, был бы в этом виноват. Защищаясь от нападок, Готтлиб осторожно заметил, что он лечащий врач – и он проводил некоторые процедуры, и что все зависело не только от него, хотя он и боролся за рассудок пациента, боролся из последних сил… И сколько стараний пришлось затратить Германну сейчас, чтобы убедить Пентекоста не переводить Ньютона в корпус C – корпус для особо опасных преступников, куда никогда не проникал солнечный свет, и где пациентов содержали буквально в клетках.
– Германн, – прервал речь доктора Пентекост, – послушай. Сейчас поле бое – это разум мистера Гейзлера. Все мы боремся за него – но главный воин в этом он. А ты – человек, который должен направить его, указать ему дорогу. Ты его проводник, черт возьми!
Готтлибу было поистине жутко: он почти никогда не видел главврача таким. Ему во всех ситуациях удавалось сохранить ледяное спокойствие, хоть и просто видимое – и то, что он так злился сейчас, означало только экстренный случай близкий к безвыходности.
– Доктор Готтлиб, мы можем вернуть вас в Германию и назначить Ньютону Гейзлеру другого лечащего врача. Вы – ценный специалист, но если вы не в силах, то проще отказаться.
Германн молчал несколько секунд. Он смотрел в окно, на ледяной серый океан, на тяжелое небо, готовое вот-вот обрушиться на землю стеной дождя. Бесконечные тянущиеся секунды он смотрел на свою тюрьму, а после перевел решительный взгляд на Пентекоста:
– Разумеется, нет. Я займусь лечением и составлю новую программу.
– Вы знаете, почему он попал сюда? – спросил главврач очень сухо.
– Я читал дело… – осторожно ответил Германн.
– Должны были. Но, кажется, так этого и не сделали, потому что все не можете понять, с кем имеете дело.
– Я всегда читаю все дела, – попытался защититься Готтлиб, но Пентекост снова перебил его.
– Он троих человек зарубил, Готтлиб. Ты понимаешь, что это? Он не просто их зарубил, он разрезал, перешивал их части тела, сшивал друг с другом, с мертвыми животными. Он сам создал своего «кайдзю».
– У него было состояние аффекта, доктор, он не понимал, что делал, и…
– Поэтому он и здесь, а не в тюрьме. Но думаешь, у него не может снова случиться припадок? А если б он эту санитарку разрезал на части? Исполосовал вдоль и поперек, а потом в ужасе говорил, что это «кайдзю»?
– Он бы не сделал, он уже в своем мире…
– Да, он создал новый мир в своей голове, где чудовище не он – где есть новые чудовища. Он бежит от реальности, но чтобы вылечить его, он должен эту реальность принять. Принятие, раскаяние, исправление и лечение – то, что необходимо мистеру Гейзлеру. Вам это понятно, доктор Готтлиб?
– Совершенно, – заключил Германн, тяжело вздохнув.
– Все в ваших руках, доктор, – произнес Пентекост. – Я не смогу долго защищать его перед советом директоров, особенно после случившегося. Можете быть свободны.
Германн кивнул и, стараясь как можно быстрее покинуть комнату, буквально налетел на санитара Хенсена, ждавшего своей очереди, чтобы зайти в кабинет. И так обычно довольно мрачный, сегодня он был темнее тучи.

Спускаясь по лестнице в столовую, Германн понял, что служило причиной такой необычной мрачности санитара – навстречу вели его сына в смирительной рубашке. Лицо Чака Хенсена было разбито, а в глазах пылали злость и ярость – он пытался вырваться, но санитары были значительно сильнее его.
Чак всегда отличался буйным нравом, но отец никогда не отворачивался от него. Санитаром бывший полковник Хенсен тоже стал из-за сына. Германн редко лез в чужие дела, но, кажется, эту историю отца и сына знала уже вся больница.
От жены-алкоголички Герк ушел, забрав с собой маленького сына. Надеялся, что та от стресса придет в себя, и они вернутся, но чуда не случилась – она стала только сильнее пить, и, так и не выйдя из запоя, скончалась. Чак не мог простить этого отцу, повесив на того вину в смерти матери. Уже в тринадцать лет он стал сбегать из дома, участвовать в драках – выливал свою злость на всех окружающих, а несколько раз избивал и отца. Все это не могло привести ни к чему хорошему: и вот, спустя некоторое время, Чак стал убийцей, но признан невменяемым, и переведен в эту больницу. Геркулес сына оставить не мог, и, чтобы все время быть рядом, подал в отставку, наплевав на все перспективы и возможности, и устроился в психбольнице санитаром. Чак не хотел видеть отца, а Герк все равно пытался защитить его – раз он не смог сделать этого в прошлом. Он даже уговорил главврача Пентекоста дать разрешение на содержание собаки Чака в больнице – только вот младший Хенсен все равно отца искренне ненавидел.
Германн проводил Чака взглядом и нервно сглотнул. Место, где он оказался, было поистине страшным. Когда он бежал сюда два месяца назад, он и подумать не мог, как сильно будет мечтать бежать уже отсюда.

Внизу в столовой только пятна крови на полу напоминали о недавней драке. Доктор Готтлиб, в ужасе обойдя их – такое в этой больнице не редкость, но привыкнуть к этой жути все равно невозможно, – взял поднос и устроился за столом, хоть и аппетит пропал напрочь. Через несколько минут к нему подсела молодая врач – Мако Мори, приемная дочь Пентекоста. Стекер был против, чтобы его дочь работала здесь, но девушка хотела этого больше всего на свете. Он забрал девочку и удочерил когда-то давным-давно, когда ее отец и мать совершили двойное самоубийство. Мако мечтала о том, чтобы спасать людей, таких, как были ее настоящие родители, а еще пойти по стопам приемного отца. Все сводилось к тому, чтобы стать психиатром, и простым психологом быть она наотрез отказывалась.
– Кому это он так? – тихо спросил доктор Готтлиб, смотря пустыми глазами в свою тарелку.
– Райли Беккету, – ответила девушка.
– Беккет? – растерянно протянул Германн. – Я не припомню такого пациента.
– Его перевели всего два дня назад, вы могли просто еще не встретить его, – произнесла Мако, слабо улыбнувшись. – Он убил одного человека, чем довел своего брата до самоубийства. Думал, что защищает брата – а вышло наоборот. Его нашли пару дней назад, на стройке… Хотел забыться работой и бежать от реальности.
– О, это еще не побег от реальности, – грустно вздохнул Готтлиб, вспоминая о бледном, трясущемся Ньютоне после его неудачного дрифта, о его вечно расцарапанных – даже цветными ручками, руках, о том, как в чужих диалогах он слышал что-то свое, и обо всем, что нес этот мужчина – кажется, он никогда не говорил ни о чем нормальном.
– Но я очень хочу ему помочь, – произнесла Мако. – И я сделаю все, что в моих силах!
– Разве главврач вас допускает к работе с такими тяжелыми пациентами? – удивленно произнес Германн, подперев голову рукой.
– Раньше не допускал, – честно ответила она. – Но Райли общий язык может найти только со мной. Кажется, доктор Пентекост сдался.
Готтлиб только кивнул. Какая самоотверженная, но глупая девушка – бежать ей отсюда нужно. И не просто из больницы, но изо всех больниц, из психиатрии. Сжечь все книжки, найти другую работу – и никогда не пропускать через себя боль всех этих несчастных. Особенно тогда, когда болезнь оказывается сильнее. Когда безумие полностью пожирает твоего пациента, а ты ничего не можешь сделать – каким бы гением психиатрии ты не был.
– Я не намерен читать вам нотации, мисс Мори, но вы уверены, что это хороший выбор? – произнес Германн, подняв на девушку глаза.
– Я приняла его еще в тринадцать лет, – ответила та, совершенно отчетливо поняв, что вопрос был не о Райли – но, много шире.

Никаких сеансов терапии в этот день Ньютону не назначали. После произошедшего, его оставили в палате, проводили очищение организма и поили лекарствами. По-хорошему, доктору Готтлибу незачем было навещать его, но он зачем-то – сам не осознавая зачем, все равно зашел. Ньют спал – беспокойно, лихорадка все еще не проходила. Германн присел на постель, глядя на своего пациента пристально и внимательно, думая о чем-то своем. Когда Ньютон открыл глаза, Готтлиб вздрогнул всем телом. Но тот совсем не удивился и спокойно произнес:
– Ты пойдешь на черный рынок со мной?
– Ньютон, – вздыхая, ответил он, – тебе нельзя больше делать это. Ты убьешь себя.
– Это хорошо, что не пойдешь, – не слушая его слов, перебил Ньют. – У тебя нога больная, тебе туда соваться незачем. Я сам все сделаю, – и он тепло улыбнулся Германну. Доктор Готтлиб нахмурился.
– Это даже не мозг кайдзю. Ты в себя препараты вводил, морфий. Это безумие, это не мозг – это лекарства. Тяжелые лекарства, это наркотики.
– Как всегда ты со мной споришь, Германн, – пробурчал Ньютон. – Кто это сделает, если не я? – произнес он, еле шевеля губами, и снова провалился в сон.
Готтлиб поймал себя на внезапной мысли, что он все больше начинает сочувствовать своему пациенту, что ему все больше его жаль, и что он все сильнее пропускает его боль через себя. Он резко помотал головой, стараясь отогнать от себя ненужные мысли: это нерационально и неправильно, и ведь он врач, в конце концов.
Он осторожно, кончиками пальцев провел по царапинам Ньюта, которые тот с гордостью именовал татуировками, – и резко отдернул руки, будто поймал себя за чем-то постыдным. Это всего лишь научный интерес, доктор Готтлиб, и щеки горят, потому что здесь так жарко и душно – просто невыносимо в этой маленькой комнатке. Германн поправил одеяло и поспешно покинул комнату, надежно запирая дверь. Больше Ньютон не сможет выбраться, ведь теперь лекарства ему будут приносить с охраной – и больше никаких дрифтов с мозгами кайдзю, успокаивал себя он.

Так или иначе, доктор Готтлиб успокаивал себя напрасно – тем же вечером Ньютону удалось сбежать. На острове начался страшный шторм, и из-за погоды в больнице случился перепад электричества. Судя по всему, когда свет в его палате исчез, Гейзлер все понял – дверь больше не была подключена к электричеству, и простой замок ему с легкостью удается выбить. Когда хватились заключенных, тот уже бежал.
Поиски длились целую вечность. И Доктор Пентекост хмуро отметил, что если Ньютона скоро не найдут – придется вызывать федеральных маршалов искать его. Его труп – глухим голосом добавил он, взглянув в окно. Такого сильного шторма остров не видел очень давно – если пациент сбежал на улицу и проведет там хотя бы сутки, то вряд ли он останется живым.
Спустя пару часов, персонал все же находит – но не его, а фармацевта Чау. Тот был очень характерным, но исполнительным и обязанным работником. Мистер Чау лежал без чувств – он потерял сознание от болевого шока. На лице его был длинный и глубокий порез, рассекающий глаз – человек, лежавший на полу и истекавший кровью, представлял собой не самое приятное зрелище. В маленькой подсобке, где хранились все медикаменты, было разбито несколько банок – вероятно, осколком одной из них и был нанесен порез.
– Найди его, – зашипел главврач на Германна, – пока он не прикончил кого-нибудь. Ты же сам говорил, что новые припадки невозможны?
Доктор Готтлиб только отдал честь и спешно покинул подсобку, где несколько человек, переложив мистера Чау на кушетку, уже приступили к срочной операции – благо, в этом сумасшедшем доме кроме психотерапевтов и санитаров были хирурги для подобных непредвиденных случаев.

Германн, набрав в себя воздух, распахнул дверь и окунулся в ад. Сейчас улицу и не назовешь по-другому – настоящий ад, как он есть. Несмотря на то, что все склонны были считать, что Ньютон выбежал из больницы, только три человека осмелились в такую погоду покинуть здание – остальные искали внутри. И четвертым стал доктор Готтлиб.
В теплом пуховике с мехом было и не так страшно, только вот капюшон все время спадал на глаза. Его трость на несколько сантиметров тонула в грязи, стоило ему опустить ее на землю, но другого выхода у него не было. Поисковая операция сейчас обыскивала маяк – доктор Готтлиб же не знал, что потянуло его в сторону леса.
Лес был не таким уж большим, но Германн за несколько минут уже смог заблудиться. Идти сюда в шторм было самой абсурдной идеей – но где-то был его пациент, скорее всего в состоянии аффекта, в новом припадке, и Готтлибу необходимо было его спасти. Мокрые ветки больно били по лицу, он спотыкался о корни деревьев, но продолжал идти.
Ноги сами вывели его к большому кладбищу. Увидев эту картину, Готтлиб был готов поклясться, что его сердце пропустило удар. И он уже готов был идти отсюда, возвращаться обратно, бежать – насколько позволяла его травма – когда он заметил склеп.
– Что я делаю, – произнес он тихим голосом, ругая самого себя. – Что я делаю.
Но склеп был идеальным местом, чтобы переждать бурю. И вдруг, вдруг бы так же решил Ньютон, сбежавший и забившийся в укрытие? И Германн, скрепя сердце, толкнул дверь.
Из-за сильного, резкого и свистящего ветра, дверь резко, с отвратительным грохотом распахнулась. Внутри была страшная и непроглядная темнота – тяжелые тучи затянули все небо, и даже на улице почти не было света, что было говорить о старом склепе.
– Ньютон? Ньютон, ты тут? – позвал доктор. Ответа не последовало, и он уже хотел убираться отсюда поскорее, как вдруг услышал сбившееся дыхание и тихое:
– Я же говорил тебе не ходить сюда.
Германн резко вздрогнул, но пошел на голос и затворил в дверь. По крайней мере, теперь он нашел пациента – и с души его будто свалился тяжелый груз. Теперь они смогут переждать шторм здесь вместе, а о том, что будет потом, лучше не думать – если Ньютона не отправят на лоботомию, то перевод в корпус C покажется легким наказанием.
– Зачем ты пошел на это? Чего ты пытался добиться? – спросил Германн строго.
Он подошел ближе и присмотрелся, стараясь привыкнуть к темноте, – Ньютон лежал на земле, свернувшись.
– Господи, поднимись, – произнес доктор Готтлиб, но тот его не слушался. И, с трудом усевшись – опуститься на землю из-за больной ноги оказывается не так просто – Готтлиб устроился рядом.
– Кайдзю, – нервно шептал Ньютон, закрывая уши руками. – Их трое было. Двойное явление – а потом новорожденный появился. Он Ганнибала Чау сожрал, Германн. Только туфлю оставил.
– Кайдзю не существует, – резко возразил Германн. – И Чау жив, только лицо ты ему разрезал.
– Чушь! – возмущенно воскликнул Ньютон. – Что ты вообще несешь, Германн?
Повисла пауза, и Гейзлер снова тихо прошептал:
– Он сказал мне, что я создал кайдзю. Это неправда. Он был не прав.
Германн взял руку Ньюта в свои и почувствовал на его ладони порез – скорее всего, от того же стекла, что и разрезало Ганнибалу лицо.
– Нет, Ньютон. Кайдзю не существует в принципе, – произнес Германн. Ньютон не создавал кайдзю – уверял он себя – он убил людей, и, может, простое убийство будет принять ему проще, чем сводящую с ума метафору. Несмотря на то, что в припадке безумия бывший доктор Гейзлер хотел создать именно чудовище, которого потом и боялся.
Но память быстро стерла из головы Ньютона нежелательные воспоминания – он настолько погряз в своем мире, что секундный яркий проблеск сразу потонул в мареве безумия.
– Они были, я их видел! – настаивал Ньют. Он сел на землю и недовольно произнес, – Если ты мне не хочешь верить, то не верь. Ты мне не веришь никогда – но я их видел. Они чуть не убили меня. Они приходили за мной – из-за моего дрифта, они меня искали…
– Никто тебя не искал. Потому что и дрифта никакого не было, – сердито перебил его Германн.
– Говори, что хочешь, – ответил Ньютон, – но у меня очень мало времени, чтобы провести второй дрифт.
Гейзлер отполз немного в сторону, и теперь Германн, когда глаза немного привыкли к темноте, заметил рядом несколько ампул с лекарствами и пачку шприцов.
– Разлом должен быть захлопнут, – произнес Ньютон твердо и потянулся к ним.
– Нет, Ньютон, – помотал головой Германн, чувствуя холодный пот ужаса на спине.
И в этот момент в нем перемешивались самые разные эмоции. Он злился на Ньюта – за то, что он сбежал, за то, что травмировал медбрата и за то, что все еще продолжает отрицать реальность. За то, что он его не слушался, и что никакое лечение не могло сработать.
К злости добавлялось беспокойство – ведь он чуть не убил себя в прошлый раз, вдруг убьет сейчас? Ньютон довольно сильный, и если Германн станет выдирать у него лекарства, то может завязаться драка. Доктор Готтлиб – со своими тремором и травмой, вряд ли одержал бы победу – но и не это сейчас главное.
Главное то – что внутри, в сознании Ньютона шла война. Не война между здравомыслием и безумием: война между человечеством и страшными монстрами. И на этой войне, в которую он верил, которую он видел – он был совсем один.
– Ты уверен, что это поможет захлопнуть разлом? – уточнил Готтлиб помертвевшим голосом.
– У меня нет гарантий, чувак, но не попытаться я права не имею – мы можем извлечь важную информацию, и тогда можно будет успешно сбросить бомбу.
Что еще за бомбу? – подумал Германн, но все же думал об этом варианте. Если пойти на поводу у Ньюта, то вдруг, если тот разлом в его сознании взорвется, и человечество победит кайдзю – то и он своих монстров победит? Но Германн старался отбросить внезапное решение и не хотел хвататься за эту ниточку – слишком неправильно, слишком опасно и непрофессионально.
– Они проведут лоботомию, если ты не поверишь, что их не существует, – произнес он глухо, пытаясь хоть как-то заставить Ньютона поверить.
– Очень жаль, обидно ошибаться, – только и ответил Ньют, глядя куда-то пустым взглядом. – У меня вот-вот перегрузится нейро-мост. Хочешь помочь – помоги!
Доктор Готтлиб решил, что он самый отвратительный врач, которого только носила земля. С чего он взял вообще, что смог бы лечить такие запущенные и тяжелые случаи? Он должен был жить в Германии и дальше, консультировать семейные пары на грани развода и суицидальных подростков, а по вечерам читать толстые математические тома. Быть может, тогда бы у Ньютона был хороший лечащий врач – не идущий у него на поводу. Но сейчас Германн снова возвращался к единственному выходу и хотел верить в то, что это поможет захлопнуть разлом в его голове.
– Надо идти вместе, – наконец произнес доктор Готтлиб. Произнести эту фразу было невероятно сложно, и он чувствовал, как пересохло его горло. Он вспомнил, что Ньютон рассказывал ему про егерей, которые преследовали его во снах – пилоты делили нагрузку на мозг. – Я подключусь с тобой, – уже немного увереннее добавил он.
Конечно, Германн никогда не пошел бы на сознательное убийство или самоубийство – он думал, как бы ему вместо смеси всех лекарств заправить в шприц только немного снотворного, в нужной дозе. Теперь наверняка сделать ему это будет намного легче.
– Ты серьезно? – переспросил Ньют, не веря своим ушам. – Ты пойдешь на это ради меня? Вернее… Ты пойдешь на это со мной?
Доктор Готтлиб, опираясь спиной о холодную стену склепа, только вздохнул. Знал бы Ньютон, что именно ради него он и шел на это – чтобы тот, наконец, пришел в себя. Или, если не удастся, хотя бы не был один.
И тогда он произнес самую глупую фразу, которую только мог, за всю свою жизнь:
– Ну, когда альтернатива – это глобальное уничтожение, разве у меня есть выбор?
Ньют просиял. Германн видел радостные огоньки в глазах Гейзлера, улыбку на лице и думал, что хотя бы ради этого и стоило пытаться.
– Тогда повторяй за мной, – произнес Ньютон, поднимая руку, – мы поимеем этого гада!
– Ну, конечно, – ответил Германн, пытаясь пожать его руку, и почти сам поверивший в то, что говорил, – мы всенепременно поимеем этого гада.
– В кабинете было сделать это проще, – немного расстроенно добавил Ньютон, – у меня часть оборудования отобрали на черном рынке, – и он потянулся к разбросанным медикаментам.
Теперь не было тарелок на голове и разбросанного мусора – только шприц и медленно сочащийся из нее яд.
– Ньютон, давай я сам, – произнес Германн, ловко вынимая из его трясущихся рук – хотя, кажется, теперь руки трясутся и у него самого, нет, конечно, это всего лишь тремор, – ампулы. Он наклонился и начал опустошать их содержимое на пол так, чтобы Ньютон не заметил. Среди ампул он заметил веронал натрия – пускай именно оно будет «мозгом кайдзю», решил про себя он.
– Германн, ты готов? – спросил Ньютон, забрав шприц. – Запуск синхронизации через пять, четыре, три, две… одна.
Германн осторожно помог своему пациенту воткнуть иглу в вену, предварительно продезинфицировав руку Ньюта лекарством, содержавшим спирт – если он и идет на глупость и безрассудство, то пускай, по крайней мере, они будут безопасными. А после, чтобы он видел, новым шприцом поставил немного снотворного и себе.
Доктор Готтлиб чувствовал, как лекарство медленно разливалось внутри него. Было больно и неприятно – а уже через некоторое время он начал проваливаться в сон и перед глазами стали мелькать какие-то образы и смутно различимые картинки.
– Ты видел? Ты видел это? – прокричал Гейзлер через несколько секунд, находясь на грани сна и реальности.
– Ничего не получится, – только и вымолвил Германн. Ничего не получится, потому что он уже не верил в эту идею, в этот план, и что после подобной операции Ньютон мог прийти в себя. Его пациент только снова видел кайдзю.
– Нужно сообщить остальным, – судорожно пробормотал Ньютон и попытался подняться на ноги – те почти не держали его, и он сразу упал. Германн крепко сжал его за плечо, но Гейзлер все еще пытался высвободиться.
– С дороги, фашист! – выпалил он заплетающимся языком, но уже через несколько мгновений потерял сознание – а за ним и доктор Готтлиб.

Они заснули прямо на грязном полу темного склепа под пугающие звуки шторма на улице. Готтлиб так и сидел, облокотившись о холодную стену, а голова Ньюта упала на его колени. Старый потолок кое-где провисал, и капли дождя просачивались через него и с гулким звуком падали на землю. Германн не отдавал себя отчета в том, сколько времени они спали – но через некоторое время Ньютон сам разбудил его. Сейчас Гейзлер хоть и выглядел ужасно, но много лучше самого Готтлиба – организм Германна плохо отреагировал на медикамент, и доктор чувствовал себя отвратительно, будучи готовым вновь вот-вот потерять сознание.
Через витражные окна под потолком было видно, что на улице все еще темно, а их по-прежнему не нашли. Сейчас это только к лучшему – сразу мысленно отметил про себя доктор Готтлиб.
– Мы сделали это, – произнес Ньют. Он радовался и буквально сиял, и Германн – как бы дико это не было в подобной ситуации – тоже не смог сдержать слабую улыбку.
– Кайдзю больше нет? – спросил Германн.
– Ты же сам все видел, – прошептал Ньютон. – Райли и Мако взорвали разлом, и портал захлопнулся. Мы сделали это.
– А что дальше? – спросил врач, в глубине души все еще надеясь услышать, что Ньют примет реальность.
– Будем продолжать проводить исследования. Материала столько, что, думаю, нам до конца жизни хватит, – усмехнулся его пациент.
Внутри Германна как будто что-то оборвалось. Но даже если Ньютон и будет жить со своим собственным миром внутри себя – монстры отступили. И Германн постарается защищать его, защищать все то оставшееся время, что у них будет. Ведь если кайдзю нет, то, быть может, и Ньютон не будь столь опасным? Разлом захлопнулся, война закончилась – и не важно, что за война это была. И тогда Германн решил, что пока он здесь, на этом острове, никто не причинит Ньютону вреда – даже если его переведут в корпус C, он будет рядом с ним.
– Им до нас не добраться, – судорожно произнес он. – Мы слишком умные.
Доктор Готтлиб наконец осознал, что с этого острова им никогда не выбраться. Но почему-то сейчас принять этот факт оказалось удивительно легко.
Ньютон уже заснул снова, когда дождь потихоньку начал стихать. Доктор Готтлиб оставил свой пуховик, укрыв пациента, а сам ушел – лучше он сам доложит главврачу Пентекосту о произошедшем, чем об этом узнают, когда найдут их здесь вместе. Он забрал банки с препаратами с собой и избавился от них по дороге в лесу.

Из леса Германн выбрался еле-еле. Он зашел в помещение мокрый, перепачканный и весь в грязи – санитар Хенсен стоял в коридоре возле окна и встретил Готтлиба пустым взглядом. В руках он привычно держал поводок, и Макс лежал в его ногах. Рядом с ним был доктор Чои – и выражение лица его было необычно мрачным и испуганным. Геркулес курил сигарету и как-то больше на автомате спросил:
– Ну что, нашел?
– Да, – кивнул Германн, – да, я его нашел.
– Где он был? – нахмурился Герк.
– В старом склепе, на кладбище, – сразу честно ответил Германн – теперь ему уже незачем было это скрывать.
– И как он?
Готтлиб подошел ближе и прислонился лбом к холодному стеклу окна. Он пытался прийти в себя пару минут и наконец произнес:
– Тот разлом, что ему чудился – откуда пришли его монстры, закрыт. Он по-прежнему не осознает реальность, но кайдзю больше нет.
– И что дальше? – хмыкнул Хенсен. – Будешь ждать нового разлома?
– Вряд ли он откроется снова. В любом случае, другого выхода нет.
– Ты уже не врач, Готтлиб, – произнес Герк и сделал затяжку. Он помолчал несколько секунд и продолжил, – Ты его реальность принял. Защитником его будешь?
Нет, Германн хотел возразить. Нет, он будет бороться, но… Слишком много правды в словах Герка.
– Ты ведь защищаешь Чака. Всем нам приходится защищать кого-то.
– Не защитил, – с горечью в голосе ответил Герк и закрыл глаза. А после выкинул окурок и добавил помертвевшим голосом, – Может, у тебя лучше получится.
И, не дожидаясь вопросов, он развернулся и скрылся в коридоре. Бульдог нехотя засеменил за ним своими короткими лапами. Тендо, молча стоявший рядом все это время, произнес дрогнувшим голосом:
– Лоботомия. Когда тебя не было, Чак в кровь избил троих – они инвалидами до конца жизни останутся. И за мистера Чоу Ньютона могут…
О произошедшем Германн слушал в ужасе. И, кажется, ему было страшно – впервые в жизни настолько. От этого страха за своего пациента, из-за сочувствия к Хенсену и его отцу, внутри у него все сжималось. Но он ведь обещал себе, что сделает все, чтобы спасти Ньютона. Если ему проведут лоботомию, Германн готов поклясться, что хоть ножом для колки льда расковыряет свой мозг – ведь так проводили первые лоботомии? – если не сможет его спасти.
– Не станут, – ответил он и уверенно направился прямо в кабинет главврача. Сейчас он верил в то, что все сможет. И в голове стучит голос Пентекоста: «Все в ваших руках, доктор Готтлиб», а еще почему-то «Мы сделали это» Ньюта.
– Это еще не все, доктор Готтлиб, – продолжил Тендо, и Германн остановился. – Пентекоста с должности убрали – говорят, что из-за болезни.
– Это говорят, а на деле? – спросил Германн. Но он сам уже догадался почему – и это ужасно, поистине ужасно, ведь их оплот, последняя защита, только что пала. Каким бы Пентекост не был строгим врачом – он всегда вступался за своих пациентов и делал все ради них. Кто знал, что могло быть дальше.
– Слишком активно защищал Чака. Его и после случая с Кайдановскими уже понизить хотели, но тогда он сдался. Так что тебе сразу в совет директоров, они все еще здесь.

Тендо присел рядом с Ньютоном. Он был очень обеспокоен и говорил слишком нервно:
– Германн сказал, что разлом захлопнулся в твоей голове. В твоей, чертовой, голове, понимаешь? Пожалуйста, скажи мне, что он не сошел с ума. Или что я его неправильно понял.
Гейзлер посмотрел на него растерянно:
– Ты тоже это заметил? Мы с ним много времени проводили вместе, и я эту вижу. Ты знаешь, будто он не признает реальность.
– И давно так с ним? – нахмурился Чои.
– Кажется, все время, что я его знаю, – тяжело вздохнул Ньютон. – Сначала думал, мне чудится. Потом решил, что обойдется. Но… – он резко прервался, и они оба молчали.
Мимолетная радость от того, что война закончилась, медленно испарялась. Ньют кутался в пуховик, что оставил ему Германн, прежде чем неожиданно куда-то убежать, и будто собирался с силами, чтобы продолжить.
– Он бежит от действительности, – наконец произнес Гейзлер. – Я думаю, его мозг просто не принимает факта того, что появились кайдзю. Он хороший специалист – но работу свою выполняет будто во сне, трансе. Хотя сейчас, когда кайдзю не стало, будет намного проще.
– Может, ему помощь нужна? Обратиться к психиатру? Почему ты раньше никому не сказал? – спросил Тендо с нескрываемым волнением в голосе.
– Его с таким подходом к жизни в психушку сразу спрячут. Мы сможем вынести еще одну потерю?
Ньют перевел взгляд на Тендо – несмотря на легкое непонимание в его глазах, он все же кивнул, и тот продолжил необычно серьезно:
– Я врач, Тендо. Я слежу за ним все это время. Слежу и забочусь.
– Он же… Он же в обществе совсем не сможет адаптироваться, – только и ответил тому Чои – он уже не спорил, а просто констатировал тихим голосом.
– У него есть мы, – произнес Ньютон и улыбнулся больной и измученной улыбкой. – А я его точно не оставлю. И, знаешь, что? Порой мне кажется, что это мы все здесь сумасшедшие, а он – единственный вменяемый человек в нашем сумасшедшем доме.

Конец.

@темы: А у нас в Эстонии..., Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура, Эстонская самодеятельность: бумагомарание

---

Было очень сложно оторваться от видяши постом ниже, чтобы написать постец, НО МНЕ ЭТО УДАЛОСЬ.
Временно, конечно. Мы уже решили, что это наш гимн, мы ее вызубрим и будем петь сутками. ЗЕЙ КОЛ МИ ХЭЛ. ЗЕЙ КОЛ МИ СТЭЙСИ. ЗЭТС НОТ МАЙ НЕЙМ. ЗЭТС НОТ МАААЙ НЕЕЕЕЙМ.

кгхм!
Сегодня у нас была очень милая патичка с Соней, Солос и двумя Сониными бро. Мы смотрели "Гадкого я", так как завтра собрались в кино на вторую часть, а я вот, например, первую часть так и не видел.
ЭТО ШИКАРНЫЙ МУЛЬТИК. ПРОСТО ШИКАРНЫЙ. Я не знаю, как я его умудрился не видеть раньше, но это такая эпичность
Нас в нем упороло СО ВСЕГО, а особенно с миньонов. Как только они появились, я сразу стал орать ЧУВАКИ ЭТО ЖЕ МЫ, ВСЯ НАША КОМПАНИЯ — ТОЛПА МИНЬОНОВ.
В итоге, в конце дня мы с Солос и Соней общались только фразой "ПАПОЙ". Дошли до крайностей, и когда мы с Солос возвращались домой, вся маршрутка, в который мы ехали, проклинала нас и хотела выкинуть на улицу



А потом Соня затипировала меня в Вектора. С первых секунд его экранного времени
Солос сказала, что это типичный мехматовец, и в ее словах много правды хД Но Соня настояла, что я именно так себя и веду и повторяла это каждое его появление х)



Это математический термин. Он изображается стрелой — НАПРАВЛЕННОЙ И НЕУДЕРЖИМОЙ.
О ДААА~

Но мультик и правда такой милый и добрый ♥
На моменте, как Грю читал девочкам сказки про котят я все, я в желешище ;___;

Потом мы играли в игру наклей-бумажку-на-лоб-и-отгадай-кто-ты, воодушевившись после сходки по пасифику х)
Загадал Соне Мастера, хотя она не смотрела Доктора — отгадала! Я ей горжусь
Я же был Сейлормун, лол %)

За день я успел радостно потискать Сонину собачку — огромная немецкая овчарочка, аввв <3
Анонимно потролить Сониного друга, пока она болтала с ним в скайпе, а я вставлял упоротые комментарии.
Посмотреть два корейских клипа — Солос заставила! :'D Мне даже понравилось. Доктор, что со мной не так?
Забронировать билеты в кино на десять человек. А Я ГОВОРИЛ, ЧТО ИДЕШЬ С СОНЕЙ — ИДЕШЬ С ТОЛПОЙ! Почти весь последний ряд наш, ну это даже уже неудивительно Сказал бы кто такому социофобу, как я, пару лет назад, что в такой компании буду куда-то идти — в жизни бы не поверил! х)

Еще потом мы начали смотреть Суперсемейку. Видел ее сто раз, НО ОНА ПРЕКРАСНА.
ТОООНИ СЕДЬМОООЙ ААА~
А молодой Мистер Инкредибл так горяч, что подо мной стул сгорел :'DD
Увы, правда, посмотрели мы только кусочек начала, и пришлось идти домой. Грусть-тоска. Ну ничего, скачаю себе на испанском и буду делать вид, что готовлюсь перед поездкой

ЗЭЙ КОЛ МИ ХЭЛ.
ЗЭЙ КОЛ МИ СТЭЙСИ.
ЗЭТС НОТ МАЙ НЕЙМ.
ЗЭЭЭТС НОООТ МАААЙ НЕЕЕЙМ.

@темы: А у нас в Эстонии..., Похождения Психов, Детство еще не окончено

---

they call me stacey that's not my name THAT'S NOT MY NAME

в дрифте с Баклажанчиком ВБРАСЫВАЮ ПОТОМУ ЧТО Я НЕ МОГУ ПЕРЕСТАТЬ ЭТО СМОТРЕТЬ
и вообще мне пора писать длинные более или менее серьезные посты
НО Я ТЕПЕРЬ В РАБСТВЕ У ЭТОЙ ВИДЯШИ
Я БУДУ СМОТРЕТЬ ЕЕ ВЕЧНО

апд. только что открыл избранное и понял, чего не хватало этому посту для полноты картины.
ВОТ ЭТОЙ ГИФКИ.

@темы: Умора, Истекание слюнями и кровью из носа, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Очередной бесполезный пост, но с классной картинкой

Как я вообще пропустил такую богическую картинку?
НЕ МОГУ ПЕРЕСТАТЬ СМОТРЕТЬ.
ЕЕ СОЗДАЛИ БОГИ И ПОСЛАЛИ НАМ ГРЕШНЫМ НА ЗЕМЛЮ.



[x]

А тем временем уже завтра сходочка, и я дико рад, но что-то снова начинаю строить кирпичные поселения.
Социофоб во мне не излечим.

@темы: А у нас в Эстонии..., Истекание слюнями и кровью из носа, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

ФАААААРШ все еще НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРНУТЬ НАЗАД

А у меня сегодня день радостей!

Радость первая:

У меня сегодня был шестой раз.
ДА, Я СХОДИЛ НА ПАСИФИК РИМ В ШЕСТОЙ РАЗ.
На днях я загуглил — а вдруг он идет еще в Ростове. Ждал увидеть, что где-то в заднице мира, расплакаться и забить. Но! Внезапно! По одному сеансу в день показывали в киношечке, куда мы регулярно ходим <3
С каждым просмотром Пасифик все краше и краше. непременно посмотрю его опять, когда свалю в Испанию. А как выйдет дивидишенька — КАЖДЫЙ. БОЖИЙ. ДЕНЬ.

как это было

Я вспонил, что Соня еще не смотрела, стал ее дергать, орать и всячески зазывать пойти со мной. Соня согласилась (ПОПРОБОВАЛА БЫ ОНА НЕ СОГЛАСИТЬСЯ), и я в итоге стал зазывать Баклажанчика. Я сам не заметил, как у нас сложилась шумная толпа, но с Соней всегда так: в итоге у нас были я (рекордсмен хД), Соня, Баклажанчик (четвертый!), Солос (тоже четвертый!) кстати, Солос я часто называю Стасяном, чтоб никто не удивлялся есличо, Дима (с несчастным выражением лица — во второй), и Сонины бро — Никита и Надя с парнем.

Я понял, что это потрясающий день, уже только тогда, когда пришел Баклажан и дал полапать мне свою гарепотреовскую книгу. Карта мародеров, плакат с Сириусом и много-много всяких охрененных вкладышей ;__; Она такая красивая! Я просто переворачивал страницу и плакал. Переворачивал и плакал.

Что касательно фильма — ребят, я уже пять раз писал о том, как сильно меня трясло. Ничего не изменилось, я начинаю орать, когда вижу черный экран с зелеными определениями, я горячо и страстно люблю всех-всех-всех, я очень громко признаюсь в любви каждому персонажу, кресло подо мной горит, а иногда я тушу его морем своих слез. Все по-прежнему, да.

Соня не любит, когда кто-то болтает — однако же, порой сама орет громче всех хД Она отчаянно пыталась заткнуть нас с Баклажаном, но А Ю ФАКИНГ КИДДИНГ МИ, СОНЯ, ЭТО ПАСИФИК, И Я НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ. Ближе к концу Соня все же смирилась.

Минутах на первых пяти я диким шепотом вещал Баклажану:
— Чувак, ты не представляешь, сколько фейерверков взрывается сейчас внутри меня! Я так счастлив, я так рад этому фильму, я готов смотреть его вечно!
— ... КОНЕЧНО ЗНАЮ, Я Ж У ТЕБЯ В ГОЛОВЕ.

Потом Баклажанчик решил, что Райли похож на маленького Симбу — такой же милый, смелый и отважный, но иногда глупый. А Мако — тогда это его подружка львенок, имя которой мы так и не вспомнили (КЭЭЭН Ю ФИЛ ЗЭ ЛАВ ТУНАЙТ). Германн с Ньютом у нас тут же были протипированы в Тимона и Пумбу.
А момент, где Симба смотрит в небо и ищет папочку — Райли ищет Йенси. На самом деле это можно так грустно и серьезно обыграть, что я сейчас заплачу.
Сначала мы хотели протипировать Чака в Шрама, но Чак слишком мил для Шрама. А гиены — бесспорно кайдзю.

Набравшись опыта на "Росомахе" и "ПОШЕЛ ВОН ИЗ СИНКАНСЕНА", Баклажан стал переозвучивать разговор Райли и Пентекоста в самом начале, а я тихонько сползал под кресло Выглядело это примерно так:

— Я хочу японку.
— НЕТ.
— Я не пойду, если вы не выдадите мне японку!
— НЕ ДЛЯ ТЕБЯ, КОЗЕЛ, МАМА ЯГОДКУ РАСТИЛА.
— Тогда я точно не иду.
— Я МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ ВАМ ЧАКА.
— ЧАКА БЕРУ, ЯПОНКУ ТОЖЕ ДАВАЙТЕ.

В итоге все свелось к японскому борделю, где есть только Мако и Чак

А дальше с нами случилась ЭПОПЕЯ ПРО КОРЕЙСКИЕ СЕРИАЛЫ.
Напоминаю: на моем др мы затипировали Солос в Чау, меня в Ньюта, и у нас был диалог (который я копирую из поста про др):

А еще мы обсуждали корейский сериал, который Стасян мистер Чау заставлял меня посмотреть.
— А ты не расскажешь, чем все закончилось?
— Это еще с какой стати?
— Ну, он нудный. Мне влом его досматривать.



— ХОРОШО ХОРОШО Я ДОСМОТРЮ D:

Из-за этого диалога я в первый раз не орал на Ганнибала благим матом за то, что он так делает с Ньютом хД

И ВСЕ ЗАВЕРТЕ. И все общение Ньюта и Ганнибала свелось к тому, как она заставляет меня смотреть ее сериал хД
На моменте, где было как-то примерно так:

— Но такого ведь раньше никогда не было!
— *Ганнибал пихает Ньюта* МОЖЕТ ЭТО ПОТОМУ, ЧТО НИКТО НЕ ДРИФТОВАЛ С НИМИ?!

Солос стала орать:

— Что-то не нравится мне твой сериал!
— *пихает* МОЖЕТ ЭТО ПОТОМУ, ЧТО ТЫ ПЛОХО СМОТРИШЬ?!

Дальше был момент
— Я буду сидеть в своем комфортном личном бункере ну и все дела я не помню дальше дословно
Подключается Баклажан и вставляет:
— Я буду смотреть свой классный корейский сериал, а вот ты пойдешь смотреть "Секс в большом городе" или "Ворониных"!
А глаза у Чау нет, видимо, потому что он смотрел "Ворониных". Но вовремя выключил и спас второй!

На моменте "Эй ты сволочь одноглазая" мы решили, что это я посмотрел серию "Секса в большом городе", и что немножко в ужасе. И говорю такой Солос:
— ЭЙ ТЫ, ТЫ МНЕ ДОЛЖЕН ТРЕТЬЮ СЕРИЮ СВОЕГО СЕРИАЛЬЧИКА.

И апогей этого упоротого бреда — тот момент, когда они выдирают друг у друга рацию. Это Прувер посмотрел сериал, все же оценил и выдирает у Солос календарик с корейцем. Недовольная Солос забирает обратно потому что МОЙ КОРЕЕЦ РУКИ УБЕРИ ОТ СВЯТОГО ПРОСТО СМОТРИ СЕРИАЛ.

Ну а в основном, нас было не заткнуть, и СЕГОДНЯ МЫ ОТМЕНЯЕМ АПОКАЛИПСИС мы говорили вместе с Пентекостом, хором и пафосно, а диалог с ПОВТОРЯЙ ЗА МНОЙ ЧУВАК мы с Баклажаном дружно повторили, когда он закончился :'D

Когда фильм закончился, Соня от меня помотала — а я за ней с воплями ТЫ КУДА Я ХОЧУ ОБСУДИТЬ С ТОБОЙ ПАСИФИК.
Соня пряталась от меня за Никитой, и в итоге, чтобы обнять ее, мне пришлось сгрести и бедного Никиту в охапку. До сих пор помню его несчастные глаза с немым вопросом ЗА ШТО. Кажется, меня ненавидят :'D
Но Соня оценила! хД Она сказала, что это самый крутой фильм, который она когда-либо смотрела в кинотеатрах *д* И я очень счастлив и рад! Это правда круто, когда теперь уже всем твоим бро нравится что-то, что нравится тебе <3
Ее подружка сказала: "Феерический набор штампов, но местами забавно". Хотелось задушить ее на месте, но я держал бэд покер фейс. ЗАТО СОНЕ ПОНРАВИЛОСЬ.


Радость вторая:

Пишет  Анонимный ПР:

#12: прувер испек эклер

<a href="http://pr-anon.diary.ru/p190923324.htm">лучи любви</a> для [L]прувер испек эклер[/L]

Я ЧУТЬ В КОМУ ИЗ-ЗА ШОКА НЕ ВПАЛ.
Милый анон, кто бы ты ни был, огромное спасибо Мне очень приятно, очень-очень! Все-таки, не зря я перетаскиваю к себе весь тумблер — и, хотя все мои ПЧ меня уже ненавидят, — я буду продолжать это делать для нас с тобой
Вот тебе еще баянных картиночек, хороший мой <3 В ЧЕСТЬ ТАКОЙ ВНЕЗАПНОСТИ БЕЗ КАТА.






Сегодня у меня такое шикарное настроение, ЧТО Я ДАЖЕ ВОЗЬМУ И ИСПРАВЛЮ СВОЙ ФАНФИК. И ЗАПОЩУ.
Просто потому что я же мужик. Я его уже хотел бросить, потому что я чертова бездарность и пишу скукотищу, которую сам же боюсь перечитывать. Но сегодня звезды сложились так, что я сначала исправлю его, а потому уже убегу в закат — туда, где ждет меня мой творческий кризис, где нет никаких забот и нервов. Нам вдвоем хорошо. Иногда.

В честь этого всего вот вам Чарли Дэй, играющий на пианинке, губной гармошке и поющий упоротую песенку.
Если кто-то зайдет, когда вы будете это смотреть — СВОРАЧИВАЙТЕ И ГОВОРИТЕ "НЕТ, Я ПОРНО СМОТРЕЛ".

Да, Чарли играет на пианинке, губной гармошке и поет упоротую песенку.
Чарли няшенька ♥

@музыка: Florence and The Machine – Spectrum

@темы: А у нас в Эстонии..., Похождения Психов, Эстонское счастье, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Я ДУМАЛ Я НИКОГДА ДО ИНТЕРНЕТА НЕ ДОБЕРУСЬ.
ВСЕ БЫЛО ОЧЕНЬ ПЛОХО.
Я ЧУТЬ НЕ СДОХ.

И снова здравствуйте! Айем бэк. У меня не было интернетика два дня, и это были одни из самых адских дней моей жизни.
У каждого человека есть то, за что ему будет стыдно до конца жизни. Я написал фанфик, за который мне будет. Я даже боюсь его перечитывать, хотя его нужно исправить, вычитать, добавить кое-что ну и все дела. Я просто начну его читать, и кровь польется водопадами из моих глаз. Шестнадцать страниц боли, отчаяния и моего позора как пейсателя.

Вообще, за те дни, что меня не было, случилось много всяких интересностей. У меня была Солос с ночевкой, и мы посмотрели еще одну серию того корейского сериала, что вызывает у меня очень противоречивые чувства. Еще показал ей "остров проклятых" и понял, почему Баклажанчик так угорал с моей реакции. Теперь мне было не только больно с концовки, но и весело — потому что нужно было смотреть не на фильм, а на Солос, ее шок и боль :'D
Потом мы хотели сделать вот эту штуку. Жидкого мыла не было, и я принес шампунь — и, как следствие, у нас ничего не вышло. Зато мне весело было дуть разноцветные пузырики.

А еще мы ходили погулять с Баклажанчиком. Зашли в книжный магазин и очень долго плакали над дорогущей книжечкой по Поттеру — она огромная, с прекрасными страничками, информацией о съемках и кучей прекрасных бонусов вроде карты мародеров. Долго рыдали, а потом оказалось, что Баклажанчик все-таки раздобыл на нее денежку и уже купил %) В общем, он — гирой, а я как представлю, что полапаю эту божественную прелесть, начинаю орать.

Так вот, гуляем мы с Баклажаником, и тут решили заказать наши артбуки. Поехали ко мне домой — а комп говорит, что интернетик отключился. Мы сходили и положили денежку, но он все равно не заработал, и мы смотрели всякие разные видяшки.
От этой у Баклажана случилась такая истерика, что у меня слов нет ее описать Когда я смотрел ее в первый раз, я ударился пару раз головой об стол. Но это просто цветочки по сравнению с тем, что я увидел вчера хД
А артбуки мы, слава богу, все-таки заказали — С ТЕЛЕФОНА С ДЕСЯТОЙ ПОПЫТКИ. Теперь в ноябре-декабре они придут :'D

Ну и вот всем бонусом: лучшая песня современности. Я мастер баянов, но вчера и позавчера мы просто орали это. Постоянно. И в аквапарк пойдем — тоже орать будем.
♥
Вся прелесть с сороковой секунды.

АХ ДА. И еще! Все время забываю запостить. Про то, что наша жизнь — сериал про неудачников, мы поняли уже давно. Оказывается, по нему уже пишут книги.
Так что вот книги о нашей жизни:





Правда мы подумали и обсудили, что у них всех есть второе название:
Свиток первый. Диалоги идиотов.
Свиток второй. Похождение психов.
Свиток третий. Как я посмотрел Пасифик Рим.

Такие дела!

@музыка: IAMX – Nature of Inviting

@темы: А у нас в Эстонии..., Похождения Психов

---

Сегодня мы с Баклажанчиком положили денежки на карточку, чтобы заказать два артбука по пасифику энд ай воз лайк



Но потом амазон поздравил меня с подключением и не слишком доступно, но на опыте объяснил, что "фри шиппинг" на странице товара еще не значет фри шиппинг. Спасибо, амазон. Теперь придется ждать до четверга, чтобы докинуть недостающую денежку :/
Карочи, я хочу артбук, и мне очень грустно.

А теперь о хорошем. Сегодня мы были на "Росомахе". Окнорм, я готовился к худшему, но не сказать, что это было очень плохо. В основном мне понравилось, но это как-то на один раз.
Пока смотрели фильм, по очереди с Баклажанчиком гуглили — то какая религия в Японии, то я искал японского актера, который мне очень напоминал женщину Логана.

Еще я имел уникальную возможность послушать фильм в гоблинской озвучке, когда Баклажанчик на моменте с синкансеном начал переозвучивать "ПОШЕЛ ВОН ИЗ СИНКАНСЕНА И ТЫ ПРОВАЛИВАЙ А ВОТ ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ МОЖЕШЬ ОСТАТЬСЯ".
В таком духе прошло еще несколько сцен %)
А потом к нам повернулась недовольная женщина, но мы так и не расслышали, что она говорила. И выглядело это примерно так.

Женщина: *повернулась и что-то говорит*
Баклажан: ВОН ПОШЕЛ ИЗ СИНКАНСЕНА
Женщина: *закипает возмущением и все еще что-то несет*
Эклер: *растерянно* Эээто нам?
Баклажан: ШТО? А? ВОН ИЗ СИНКАНСЕНА Я СКАЗАЛ!

Ходченкова заставила меня фейспалмить, а еще мы сфемслэшили двух японочек.
Ну, как вы поняли, мы угорали и веселилсь весь фильм, потому что иначе было бы невозможно %)

А потом случилась
С Ц Е Н А
П О С Л Е
Т И Т Р О В
Лучше всего ее уже описал Баклажан.

Пишет  bouncy bones:

но. когда монетки взлетели, когда все металлическое вокруг стало двигаться, когда мелькнула черная шляпа и пальто, когда черт его дери время остановилось, меня было не удержать. я кричала и скулила, размахивала ногами и снова кричала, вскакивала и садилась, больно била себя кулаками по коленям, в процессе конвульсий даже случайно привязала себя сумкой к креслу. прувер спешно искал в гугле "первая помощь при припадках эпилепсии". когда я смотрела эту сцену, меня снова накрыло это потрясающее ощущение всепоглощающей любви к миру и персонажам, и как будто бы лето два года назад, душный кинотеатр, где дверь открывают когда фильм еще не кончился, мы не собирались идти на это кино, но пошли, потому что там же мужик из "хроник нарнии". в общем, на выходе я готова была плакать от счастья, каждое напоминание опять вводило меня в состояние нечеловеческой эйфории



Все так и было.
На самом деле, мне тоже дико понравилась эта сцена, мы вообще, можно считать, ради нее шли :'D Но я радовался и умилялся, А У КОГО-ТО СЛУЧИЛАСЬ ЭЙФОРИЯ, И ПРОСТО МОЯ РАДОСТЬ МЕРКЛА НА ФОНЕ ЭТОГО ВСЕГО.

Потом мы очень долго искали евросеть, чтобы закинуть денежку на карточку и из-за дикой жары себя чувствовали путниками Сахары. А закончилась вся это удивительная история песнями вроде "ДЕТКА КОГДА ТЫ СО МНОЙ ДРИФТУЕШЬ ТЫ МЕНЯ ВОЛНУЕШЬ" и обсуждениями упоротой патички, которая случилась бы в Шаттердоме после победы.



А вот это обещанная видяша, просто нукакможнотакоеневидеть :'D

@темы: А у нас в Эстонии..., Похождения Психов, Cinema-goers, Умора, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Ода Солос [2]

А Стасян сейчас мне фанфичек написал
В общем, всем упоротой распрекрасной милоты

Пишет  .Solos:

Шапка, вы поглядите, это шапка фанфика! Я еще не бросил это гиблое дело ХД
Название: Готтлиб тоже умеет делать сюрпризы
Фэндом: Pacific Rim
Персонажи: Ньют, Германн
Жанр: Претендую на юмор, а там посмотрим хд
Рейтинг: G

Слов: 759

Сегодня у Ньюта был день рождения. Вообще, его можно было бы назвать таким, если бы он был хоть каплю похож на этот мифический праздник. Ибо называть праздником ежедневную возню с деформированными и старыми органами кайдзю мог бы только сумасшедший. Да-да, Ньют был вполне доволен сегодняшним днем. Тем более, сегодня он, как раз-таки, обнаружил кое-что, что, по его мнению, могло перевернуть всё их былое представление о кайдзю! Он был благодарен за то, что мироздание сделало такой замечательный подарок.
Тем временем, только закончивший работу Германн отошел подальше от этого, совершенно не контролирующего себя, психа с маниакальным взглядом (да-да, если бы Германн все еще сидел на своем стуле, часть какого-то неизвестного парню органа была бы у него точно на голове). Попивая кофе из термоса, Готтлиб смотрел как бесцельно протекает такой, казалось бы, знаменательный день у его напарника (если их можно назвать таковыми).
- Германн, ты не мог бы передать вот тот кусок сухожилия, пожалуйста? – ученый взглянул на недовольную рожу из угла кабинета. И, выдержав небольшую паузу, добавил. – Ну, я хотя бы попытался.
С этими словами резко встал со своего рабочего места и уже через секунду снова погрузился в свои биологические радости.
А Готтлиб, спрятавшийся в углу от летящей во все стороны гадости, обдумывал, как же разбавить этот скучный день. Хотя, какое, собственно, ему было дело до этого несносного, нерационального ученого?
- Фух, перерыв! Ну и денек выдался! Плодотворный! Тебе я рассказывать не буду – ты все равно считаешь это бредом и напрасной тратой времени, после того, как разлом был закрыт, - Ньют откатился на стуле, чуть не задев какой-то очень важный орган и преждевременно не поседев.
Германн разрывался, что ему сделать: завязать спор, что его математика – царица наук, и точнее ее нет ничего, или же сделать то, что крутилось у него на уме последние несколько минут.
В конце концов, решив поиграть в замечательного коллегу, все же начал:
- Эй, Ньют, а что мы всегда мечтали сделать вместе?
- Надрать задницу кайдзю, оседлать их и устроить воздушную экскурсию по Гонконгу?
- Нет. Это ты всегда так говорил! – Германн уже начал сожалеть о том, что начал этот разговор, но все же. - Когда ты освободишься, мы пойдем с тобой на битву егерей. Сегодня играют прототипы Черно-Альфы и Бродяги.
Раньше только кайдзю имели спрос, как игрушки, монстрики в ужастиках, а пилоты – герои мультфильмов, рассказов. Сейчас же, интерес публики возрос не к кайдзю и рейнджерам, а к егерям. И это превратилось в своеобразный спорт. Огромные, некогда очень мощные машины были модифицированы и настроены лишь на то, чтобы развлекать публику, что им и удавалось успешно сделать.
Германн выдержал паузу, посмотрел на уже ликующее лицо Ньюта и сказал еле слышно, но так, чтобы они донеслись все же до Гейцлера:
- Места в первом ряду.
- В первом ряду?! О, Господи! – все что и мог, проорать ученый. Признаться, он был одним из главных фанатов всего этого действа. И старался как можно чаще посещать подобные мероприятия. Но, как говорится, работа – не волк, да и с финансами периодически не складывалось.
Странным было не то, что Ньют был фанат егерьских боев, а что математик, любитель точных наук и подсчетов стал интересоваться подобным.
С другой стороны, поведение этой во время поединка вполне обычно и почти ничем не отличается от перепалки на работе. Ибо даже тут во вкусах они не сходятся:
- Эй, я сказал тебе, что мой егерь сегодня твоего у-де-ла-ет!!!
- Ой, да ладно, технические характеристики моего в разы превосходят твоего хиляка. Поэтому шанс, что что-то пойдет не так приблизительно 1 к 100, то есть, ничтожно мал, и для любого эпсилона больше нуля, если взять какое-то непредвиденное обстоятельство…
- ТАК ТЕБЕ! А Я ГОВОРИЛ!
- Не может быть… Я же все просчитал!
- Ха-ха, неудачник!
- Кого ты неудачником назвал? Ты посмотри! Посмотри, как он твоему заехал только что!
Ну, в общем, похожую перепалку, вы с легкостью можете представить, если перенести ее в рабочий кабинет и сменить тему спора на, скажем, чей проект должен одобрить Маршал. Но, в прочем, мы не об этом.

Германн едва сдерживал улыбку, глядя на этого счастливого донельзя человека. Можно подумать, что он ребенок, которому подарили что-то, о чем он давно мечтал.
- На бой егерей! С Германном! В первом ряду! С ума сойти!
- С днем рождения, - еще тише, чем обычно произнес Германн, опасаясь, что это вызовет еще больший шквал эмоций. Что и не было безосновательно, ибо так и последовало.
Ньют сначала подбежал к Готтлибу и крепко его обнял, пролепетал «спасибо, это лучший подарок, что мне когда-либо дарили». Но потом и минуты не прошло, как он изменился в лице и радость сменилась привычным духом соперничества:
— Пойдем! Сегодня точно, Альфа сделает рывок и сломает челюсть этой твоей Бродяге!

Да, безусловно, спору быть.

@темы: Истекание слюнями и кровью из носа, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Запись, которая появляется здесь с переодиностью раз в месяц

Прувер любит ныть и устраивать драму. И жаловаться на одно и то же по сто тысяч раз.

Все еще не понимаю, как люди заставляют себя писать. Как можно сесть и писать. Почему-то для меня в последнее время это слишком сложно. Я уже поставил на себе крест как на фикрайтере, потому что хотя иногда у меня что-то и выходит — это иногда бывает слишком редко. За пару лет я написал удивительно огромное количество НЕЗАКОНЧЕННЫХ работ. Идей, которых я так и не начал расписывать, и того больше.
Сегодня нашел все, читал и чуть не рыдал над ними. Обидно до ужаса, что я и хочу что-то написать, и стараюсь — а у меня не получается и не выходит ничего. Я помню, что вдохновения не существует, что нужно писать каждый день и все дела, но черт. Как же это сложно.
Сижу с тетрадкой на коленях и наблюдаю за тем, как снова очередная моя идея начинает медленно умирать. Сейчас у меня есть идея, потом я напишу подробный планчик, затем (если буду большим молодцом!) испишу целую страницу, и все. Отойду попить чаю, а фанфик так и останется никогда не дописанным. Неделю я буду себя ругать за это и заставлять продолжить работу, но через время вдруг просто перестану испытывать муки совести. Вот и все.

А насчет тех недописанных фанфиков — там же вроде все так неплохо шло. Прямо побил бы себя сам, если бы мог, что их не закончил. Потому что сейчас я этого точно не смогу: нет уже чувств старых фендомов и былого воодушевления.

У меня даже если спросят "А что ты пишешь?", я ничего показать не смогу. Что-нибудь, что мне нравилось, за что мне не было бы стыдно и что-нибудь законченное.
Я безнадежен. :/

@темы: А у нас в Эстонии..., Карету мне! Карету!

---

Чужие хэдканоны

Мне так понравился этот хэдканон с тумблера, что я просто перепощу слова этого прекрасного человека. И рисунки замечательные, хоть и совсем-совсем наброски. Но сюжеты на них абсолютно чудесны

So I have this headcanon where like the Kaidanovsky(s) were super close friends with Hermann and they call him “Doc” a lot and the couple gave him his super fluffy jacket (they probs knew about the pilot thing or they coddle him a bit you know) and they all have cute matching coats…



i just want them all to be friends and be cute

and then

Это так трогательно, что у меня нет слов.

@музыка: Led Zeppelin – Stairway to Heaven

@темы: Истекание слюнями и кровью из носа, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Закон двух.
Кто пятьдесят первый?

---

Я вброшу немного красоты и убегу читать Шекспира дальше. А то мама уже поет мне мотивирующие песенки, пока я рыдаю в обнимку с фолиантом.



[x]

ЕЩЕ КРАСОТА ♥

[x]



[x]



[x]

Ах да, я надеюсь, все помнят, что у нас сегодня прием заявок на фесте? Готовьте свои заявочки :3

Из-за компа полопались капилляры в обоих глазах. Мама ругается, мол, ну что такое, сколько ж можно за компом сидеть, а я со счастливой улыбкой рассматриваю глаза в зеркале %)

@темы: А у нас в Эстонии..., Истекание слюнями и кровью из носа, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Минутка баяна

Ну и ладно, я тоже заделаю эту штуковину! Она у всех есть, и я тоже хочу. Пусть будет.
Хотя с Баклажанчика я поугорал, когда он себе такое заделал хД
Так кто же я из Пасифик Рима? ТУ ФО СЫКС ОУ ВАН.
И не смотрите на провоцирующую аватарочку, она тут внезапно! Опирайтесь на свои ощущения.

Вопрос: я вижу ваши фейспалмы

1. Райли		0	(0%)
2. Мако		1	(3.45%)
3. Чак		0	(0%)
4. Герк		0	(0%)
5. Ньют		16	(55.17%)
6. Германн		1	(3.45%)
7. Тендо		2	(6.9%)
8. Маршал		1	(3.45%)
9. Эклер с порошком из костей кайдзю		8	(27.59%)
Всего:		29

@темы: А у нас в Эстонии..., Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Фейспалмы в вашей ленте

Минутка того, что меня бесит на тумблере.

Вещь номер раз:
Нет таких фейспалмов.
И особенно последняя "петиция". Бедные отчаявшиеся ребята, кого-то назвали "саенс брос" кроме Брюса и Тони, как дальше жить-то, а. Я ничего не имею против Брюса и Тони, но куча этих сообщений с баттхертом какбэ разбивают мне в кровь лицо фейспалмами. Причем, я не видел, чтобы Ньюта с Германном на тумблере очень часто уж называли саенс брос. Странные люди со странным баттхертом. Ладно, я высказался.

Вещь номер два:
Почему. все. косплеят. Ньюта.
Нет, я не против косплея, а тем более косплея Ньюта, но как это делают! Там миллион фотографий разномастных чуваков, которые просто-напросто надели куртку/рубашку/галустучек (а иногда и без оного) и пофоткались на камеру своей мобилы. С прическами тоже никто особо не заморачивается. Точнее, их обычно даже и не делают. С хоть каким-то сходством — тоже. Недавно видел бабоньку, нарисовавшую себе на лице кровь красным БЛЕСКОМ для губ. И он блестел. С татуировками тоже все плохо: если они и есть в 30 процентов случаев, то чаще нарисованы на ткани и надеты на руки, а не просто нарисованы на руках. И выглядит это жутко неправдоподобно.
И у меня не было бы баттхерта, если бы когда бы я не зашел по тегу Ньюта — там с десяток новых вот таких вот косплееров. А у меня уже и так вся кровь из глаз вытекла.

Минутка ненависти окончена, да прольется солнечный свет обратно в этот дневник.

@темы: Карету мне! Карету!, Пасифик Рим разрушил мою жизнь, ура

---

Начало поста.
Прувер посмотрел "Остров проклятых".

ЗАЧЕМ ТЫ ПРИНЕС МНЕ ЭТОТ ФИЛЬМ.
Я НЕ БЫЛ К ТАКОМУ ГОТОВ.



Конец поста.

Ладно, я соврал.

Итак, да — Баклажан очень давно хотел показать мне этот фильм, и сегодня пришел радостный с жестким диском и усадил меня смотреть.
Я даже не знаю, что сказать про фильм. Я просто скажу, что после концовки все произошло примерно так:

Баклажан: НУ КАК НУ КАК ПОГОВОРИ СО МНОЙ ЭЙ ПРУВЕР НУ ЧТО СКАЖЕШЬ А Я ЖЕ ГОВОРИЛ ЧТО ВСЕ БУДЕТ КРУТО И ВНЕЗАПНО
Прувер: *молча встал, лег на диван и уткнулся лицом в подушку*

В конце я чуть не рыдал (мастер беспалевности!), останавливал на концовке два раза и ходил туда-сюда. Половина моих нервных клеток были жестоко убиты этим фильмом, остатки сердца взорвались и разлетелись в разные стороны, а мозга у меня итак уже давно нет.

Атмосфера в фильме захватывающая. Очень напомнило мне ганнибалистую местами. Снято очень красиво и здорово ♥ Ну и да, то, что это психушка для преступников на отдаленном острове, уже говорит само за себя. Мне уже и начало очень-очень нравилось, что уж говорить о том мозговыносе, который был в конце. Этот мозговынос был слишком жестоким по отношению к зрителям. Я и в начале переживал, но теперь-то понимаю, что в начале там вообще переживать нечего :'D
Руффало все-таки очень мил! ♥ А Ди Каприо, что уж там не говори, очень крутой актер. И все время его преследует какая-то мутная мертвая жена :'D

Я все еще не знаю, что мне написать о фильме. Но если вы до сих пор его не смотрели, то вы просто обязаны это сделать. Если вы думаете, что в "Иллюзии обмана" внезапная концовка (о, я так тоже думал!), то вы еще ничего не знаете о внезапных концовках. Я до сих пор из-за нее никак не очухаюсь. Только думаю, что подотпустило — смотрю на гифки и фотографии, и снова все внутри сжимается.

А дальше немного спойлерно. Если вы не смотрели, то лучше не открывайте — весь интерес себе испортите, а без пары моих фраз точно ничего не потеряете. Не собираетесь смотреть сейчас (а зря!) — посмотрите когда-нибудь потом. И эти спойлеры всплывут в голове, и будет неинтересно.
Там еще и открытый финал устроили. После всего гребаного мозговыноса открытый финал! Но я все же надеюсь, что он и правда пациент — потому что в интернетике целые дискуссии есть о том, что его все-таки заставили самого в это поверить. Второй вариант какой-то нелогичный и слишком жестокий.
И, знаете, то, как он добровольно идет на эту лоботомию... Потому что это явно добровольно. И я думаю, да и это понятно вроде, что он все прекрасно понял: это его душервущая последняя фраза. Он просто не хочет жить с этим настоящим и уходит.
На самом деле, врачи тоже молодцы. Когда человек настолько уходит в свой воображаемый мир, они погружают его ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ — и надеятся вылечить? Погружают тебя в твою правду еще сильнее, а потом с еще большей жестокостью выдирают из нее. Это просто "не знал что все так плохо ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО". Настолько, блин, что он сам на эту лоботомию идет! Это кошмарно. Это ужасно и кошмарно, меня снова трясет, и я не могу даже нормально высказать все, что я чувствую.

Я хотел написать что-то нормальное, у меня не получилось, поэтому пускай тут будет прекрасно-богический пикспам, а я пойду снова полежу лицом в подушку.

Пишет  bouncy bones:

вот обещанный пикспам по острову проклятых, который мы сегодня посмотрели с прувером. ОБОЖАЮ ВЫНОСИТЬ МОЗГ СВОИМ БРО. О Б О Ж А Ю.
кстати, если вы еще не - обязательно посмотрите. один из лучших фильмов что я вообще видела.

спойлеры имеются

Вынес мне мозг и радуется!

URL записи

@темы: А у нас в Эстонии..., Cinema-goers, Истекание слюнями и кровью из носа

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра