Феееерр, я же уже говорил, что я тебя люблю?
Так как вкусняшками нужно делиться, советую почитать эту прелесть всем чувакам из ПР-фендома — оно очаровательно донельзя с:
31.12.2013 в 15:05
Пишет зак с фэйспалмом: прувер испек эклер! С наступающим!
Спасибо тебе за эти чудесные полгода, бро
Пасифик Рим нас свел, ну вообще вроде 12й Доктор, но Пасифик Рим. Вот так все сложно
Мне хочется пожелать тебе миньонов! Или Ельчина! Или Ельчина с Саймоном, или Гэри Кинга, или...ну ты понял тенденцию.
Автор: зак с фэйспалмом
Фандом: Pacific Rim
Персонажи: Райли/Чак (оно само, я не виновата), Ньют/Герман (пре-слэш, я бы сказала) ну и там по мелочи
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Категория: слэш
Дисклеймер: не мое, не претендую
Предупреждения: с каждым разом, как я это перечитываю, я вижу все больший оос. Возможно, мне надо перестать перечитывать)) Хотя ладно, может и оос, новый год, пофиг))
Примечания: рада тапкам, серьезно, они мне очень пригодятся.
1312 словШаттердом никогда не спит. Чаку всегда это нравилось. Можно в три ночи забежать в лабораторию к Ньюту и стащить у него из запасника бутылку чего–нибудь крепкого, пока тот, матерясь, собирает части кайдзю с пола. Снова. Потом перебежками пробираться в инженерный отсек, стараясь не попасться Тендо, которому вот именно ночью надо срочно установить какую–нибудь новую программу. Можно сидеть на лесах напротив егерей, отгородившись от шума кондиционеров музыкой в наушниках. Можно выйти на смотровую и следить за океаном.
Но сейчас сочельник, и Шаттердом будто сошел с ума. Нет, окей, елки на каждом углу – это ещё ничего. Но рабочий персонал в оленьих рожках – это уже слишком. А омела! Не будем забывать про это жуткое растение, которое вечно перевешивают, так что приходится проявлять чудеса наблюдательности и осторожности, чтобы не попасть под него…да с кем угодно! Иммунитет есть только у маршала, к нему боятся приставать с такими традициями, а вот когда Тендо с Мако попались – тут уже без вариантов. Но это ещё ладно. Герман как всегда пытался поспеть за Ньютом, по пути выясняя отношения по поводу личного пространства, и очень неудачно они остановились в каком–то метре от омелы. Ну конечно через секунду они уже были затащены под омелу тройняшками. Народ чуть ли ставки делать не начал, глядя на это злое переглядывания. «Да боже ж ты мой!» – воскликнул Ньют, притянул Германа и звонко чмокнул его в губы. Он развернулся на пятках и пошел дальше. Герман застыл на пару секунд, а потом бросился следом. Что случилось потом – никто не знал. Но опять же – делали ставки.
Так вот. Омела – зло, а люди в Шаттердоме на Рождество внезапно становятся очень коварны.
Явления кайдзю не было уже почти неделю, и, по расчетам Германа, ещё столько же не должно было быть. Так что праздник ничто не омрачало, а значит все расслаблялись и отдыхали, как могли.
Шесть утра, а в столовой уже не протолкнуться. Чак пробирается через толпу, срывает с головы заботливо одетые кем–то оленьи рожки и практически врезается в раздаточный стол.
– Эй! – раздается слева. – Хэнсен, аккуратней никак?
Чак оборачивается и пытается сдержать улыбку: Райли стоит в нелепой позе с пустым стаканом, кажется из под сока, и вся его рука и часть свитера на груди, да, таки в томатном соке. Врезаясь в стойку, Чак врезался и в руку Райли. Упс.
– А по–моему, красиво вышло. Прям рождественский свитер получился, – Чак уже и не пытается не смеяться.
– Хэнсен, черт бы тебя побрал! Рождественский?
– Ну красное на синем…, – благо Чак тренировался в наблюдательности, потому что от второго стакана сока, выплескивающегося ему в лицо увернуться таки удалось. Только вот сок вылился на Германа. Да уж. Не лучше.
– Вы! Два неразумных кайдзю первой категории!
– О, Герман, тебе идет, – Ньют как всегда выныривает непонятно откуда. – Только вот пиджак – это ты зря. Я больше его в химчистку не понесу. Это не моя вина, тут я чист, – нарочито участливо бормочет Ньют, пытаясь отряхнуть влагу с пиджака.
– Мистер Гейслер, если вы сейчас же не прекратите пачкать меня ещё больше…
– Прости–прости, – Ньют убирает руки. – А вообще тебя правда помыть надо. У меня, кстати, новый распылитель есть, можно на тебе попробыватьнебейменя, – уже кричит Ньют пытаясь пробраться через людей к выходу, преследуемый Германом, на лице которого желание тем самым шлангом с распылителем, да по труднодоступным местам…
Чак сбрасывает с себя оцепенение и оборачивается к Райли, чтобы тут же оказаться облитым пресловутым томатным соком. На любимую рубашку! Черт.
– Ты! – задыхается Чак, и задохнулся бы ещё раз, потому что от ребяческой улыбки Беккета перехватывает дыхание. Тот хватает его за руку и тащит через толпу. – Куда?!
– Нам надо помыться, – кричит в ответ Райли, люди в столовой недоуменно оборачиваются им в след.
– Беккет, – шипит Чак, когда они вырываются в пустынный коридор. – Ты протащил меня через всю столовую за руку, оповещая всех, что мы идем в душ!
– О, не будь параноиком. Это же Рождество, тут на каждом шагу случается какой–то бред, – Райли затаскивает его в раздевалку перед душевыми и срывает свой свитер, а потом тянется к футболке Чака.
– Да какого черта?! – Чак бьет его по руке и перехватывает из второй свитер. – Одень.
– Чак, – смеется Райли. – Он грязный, а мы в раздевалке. Ты чего?
– Двери не закрываются, и если вдруг…
– Над нами омела.
– Что?
– Над нами висит омела, – говорит Райли, перехватывая руку Чака и подтаскивая ближе. Тот недоверчиво смотрит наверх, и в глазах сквозит удивление.
– В мужской раздевалке, серьезно?
– Почему нет, – пожимает плечами Райли. – Мы не можем игнорировать это, так ведь? – Райли тянется к его футболке и стягивает её через голову, разрывая контакт рук. Он бросает её в сторону и проводит руками по телу Чака. Тот судорожно выдыхает, как загипнотизированный следя за взглядом Беккета. – Пойдем в душ, – шепчет Райли, склоняясь ближе к нему.
– Там не омелы, – так же тихо отвечает Чак.
– Там есть щеколда на общей двери, – и Чак не может сопротивляться этим искоркам в глазах и какой–то странно–нежной улыбке, которую хочется тут же стереть, потому что у них не может быть так, не на этом штабе в поле битвы, не когда Чак хочет сохранить всю эту сюрреалистичность ситуации с ними двумя в тайне. Райли тянет его в сторону душа, а Чак идет как привязанный. Снова. «О, Хэнсен, да не будь же ты размазней!» – думает Чак, но все же идет. Свои правила он будет навязывать потом. Райли ещё расплатиться с ним за это постоянное ломание стен между ними.
– Чак, – выдыхает Райли и прижимает его к стене, захлопывая дверь и закрывая задвижку. – Расслабься.
– О, да прекрати же ты! – Чак перехватывает его за руки и разворачивается, вжимая теперь Райли в стену. – Прекрати так делать, Беккет. Ты, со своей гребанной манией контроля, – шипит Чак, расстегивая ему ремень. – Вечным желанием доминировать, застать меня врасплох, – он дергает его джинсы вниз и позволяет Райли проделать с ним то же самое. – Как же ты достал! – он врубает душ и вжимается в тело перед собой, притираясь. – Просто прекрати постоянно…– и Райли не дает ему продолжить, притягивая в сокрушительный поцелуй, чувствуя, как Чак напрягается в его руках, пытаясь перехватить ведущую роль.
А где–то в компьютерном отделе, Тендо, матерясь, врубает циклическую прокрутку записи пустой душевой комнаты, потому что, конечно же, эти двое умудрились встать именно там, где их видно на камере. Снова.
В научном отделе Ньют обороняется от Германа очередными кишками кайдзю, бегая вокруг стола. Зашедший к ним маршал лишь замирает на секунду, тяжело вздыхает и выходит от греха подальше. Те его даже не замечают, увлеченные весьма эмоциональной дискуссией о психологическом возрасте друг друга.
Мако надевает праздничное платье, Кайдановские накрывают праздничный стол в столовой, тройняшки носятся по Шаттердому с охапкой омелы.
Маршал поднимается на леса в отсеке с егерями и садится рядом с Герком.
– По–моему, это была глупая идея.
– Нам всем не помешает расслабиться, маршал. Они же ещё совсем дети.
– Эти дети разнесут нам тут все в скором времени.
– Они могут умереть завтра. Или послезавтра. Или в любой день на неделе. Им это нужно, нам всем это нужно, – выдыхает Герк, подтягивая к себе колени и опираясь на перекладину. – Знаешь, тебе стоит быть сейчас с ними. Ничто так не сближает, как праздники.
– Вообще–то я пришел, чтобы позвать тебя в столовую, – Герк усмехается в ответ.
– Ну да, конечно. Ты искал место, где бы спрятаться. Мне кажется, ещё пара бутылок, и они забьют на свой страх перед тобой, и придется–таки целоваться тебе под омелой, – смеется Герк.
– Это мы ещё посмотрим, – Пентекост встает и протягивает ему руку. – Пошли. Наведем там порядок, – Герк позволяет поднять себя и отряхивается от пыли.
– Кстати не знаешь, где мой сын? Я пытался до него дозвониться, но он не отвечает.
– Понятия не имею, – усмехается Пентекост.
В Шаттердоме очень шумно в Рождество. Но это хороший шум, счастливый. Ведь есть такие дни, когда не нужно задумываться о будущем, о сражениях, о войне, а когда стоит жить ради настоящего момента, ради «сейчас». Тендо смотрит на этот праздник через камеры слежения, включает автоматическую запись и переводит резервное копирование на свой сервер, достает заготовленные подарки и идет в столовую, закрыв дверь пункта наблюдения на замок. Что бы ни случилось сегодня – останется секретом. Пусть это будет самое счастливое Рождество, какое только может быть в условиях войны.
URL записиСпасибо тебе за эти чудесные полгода, бро
Пасифик Рим нас свел, ну вообще вроде 12й Доктор, но Пасифик Рим. Вот так все сложно
Мне хочется пожелать тебе миньонов! Или Ельчина! Или Ельчина с Саймоном, или Гэри Кинга, или...ну ты понял тенденцию.
Автор: зак с фэйспалмом
Фандом: Pacific Rim
Персонажи: Райли/Чак (оно само, я не виновата), Ньют/Герман (пре-слэш, я бы сказала) ну и там по мелочи
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Категория: слэш
Дисклеймер: не мое, не претендую
Предупреждения: с каждым разом, как я это перечитываю, я вижу все больший оос. Возможно, мне надо перестать перечитывать)) Хотя ладно, может и оос, новый год, пофиг))
Примечания: рада тапкам, серьезно, они мне очень пригодятся.
1312 словШаттердом никогда не спит. Чаку всегда это нравилось. Можно в три ночи забежать в лабораторию к Ньюту и стащить у него из запасника бутылку чего–нибудь крепкого, пока тот, матерясь, собирает части кайдзю с пола. Снова. Потом перебежками пробираться в инженерный отсек, стараясь не попасться Тендо, которому вот именно ночью надо срочно установить какую–нибудь новую программу. Можно сидеть на лесах напротив егерей, отгородившись от шума кондиционеров музыкой в наушниках. Можно выйти на смотровую и следить за океаном.
Но сейчас сочельник, и Шаттердом будто сошел с ума. Нет, окей, елки на каждом углу – это ещё ничего. Но рабочий персонал в оленьих рожках – это уже слишком. А омела! Не будем забывать про это жуткое растение, которое вечно перевешивают, так что приходится проявлять чудеса наблюдательности и осторожности, чтобы не попасть под него…да с кем угодно! Иммунитет есть только у маршала, к нему боятся приставать с такими традициями, а вот когда Тендо с Мако попались – тут уже без вариантов. Но это ещё ладно. Герман как всегда пытался поспеть за Ньютом, по пути выясняя отношения по поводу личного пространства, и очень неудачно они остановились в каком–то метре от омелы. Ну конечно через секунду они уже были затащены под омелу тройняшками. Народ чуть ли ставки делать не начал, глядя на это злое переглядывания. «Да боже ж ты мой!» – воскликнул Ньют, притянул Германа и звонко чмокнул его в губы. Он развернулся на пятках и пошел дальше. Герман застыл на пару секунд, а потом бросился следом. Что случилось потом – никто не знал. Но опять же – делали ставки.
Так вот. Омела – зло, а люди в Шаттердоме на Рождество внезапно становятся очень коварны.
Явления кайдзю не было уже почти неделю, и, по расчетам Германа, ещё столько же не должно было быть. Так что праздник ничто не омрачало, а значит все расслаблялись и отдыхали, как могли.
Шесть утра, а в столовой уже не протолкнуться. Чак пробирается через толпу, срывает с головы заботливо одетые кем–то оленьи рожки и практически врезается в раздаточный стол.
– Эй! – раздается слева. – Хэнсен, аккуратней никак?
Чак оборачивается и пытается сдержать улыбку: Райли стоит в нелепой позе с пустым стаканом, кажется из под сока, и вся его рука и часть свитера на груди, да, таки в томатном соке. Врезаясь в стойку, Чак врезался и в руку Райли. Упс.
– А по–моему, красиво вышло. Прям рождественский свитер получился, – Чак уже и не пытается не смеяться.
– Хэнсен, черт бы тебя побрал! Рождественский?
– Ну красное на синем…, – благо Чак тренировался в наблюдательности, потому что от второго стакана сока, выплескивающегося ему в лицо увернуться таки удалось. Только вот сок вылился на Германа. Да уж. Не лучше.
– Вы! Два неразумных кайдзю первой категории!
– О, Герман, тебе идет, – Ньют как всегда выныривает непонятно откуда. – Только вот пиджак – это ты зря. Я больше его в химчистку не понесу. Это не моя вина, тут я чист, – нарочито участливо бормочет Ньют, пытаясь отряхнуть влагу с пиджака.
– Мистер Гейслер, если вы сейчас же не прекратите пачкать меня ещё больше…
– Прости–прости, – Ньют убирает руки. – А вообще тебя правда помыть надо. У меня, кстати, новый распылитель есть, можно на тебе попробыватьнебейменя, – уже кричит Ньют пытаясь пробраться через людей к выходу, преследуемый Германом, на лице которого желание тем самым шлангом с распылителем, да по труднодоступным местам…
Чак сбрасывает с себя оцепенение и оборачивается к Райли, чтобы тут же оказаться облитым пресловутым томатным соком. На любимую рубашку! Черт.
– Ты! – задыхается Чак, и задохнулся бы ещё раз, потому что от ребяческой улыбки Беккета перехватывает дыхание. Тот хватает его за руку и тащит через толпу. – Куда?!
– Нам надо помыться, – кричит в ответ Райли, люди в столовой недоуменно оборачиваются им в след.
– Беккет, – шипит Чак, когда они вырываются в пустынный коридор. – Ты протащил меня через всю столовую за руку, оповещая всех, что мы идем в душ!
– О, не будь параноиком. Это же Рождество, тут на каждом шагу случается какой–то бред, – Райли затаскивает его в раздевалку перед душевыми и срывает свой свитер, а потом тянется к футболке Чака.
– Да какого черта?! – Чак бьет его по руке и перехватывает из второй свитер. – Одень.
– Чак, – смеется Райли. – Он грязный, а мы в раздевалке. Ты чего?
– Двери не закрываются, и если вдруг…
– Над нами омела.
– Что?
– Над нами висит омела, – говорит Райли, перехватывая руку Чака и подтаскивая ближе. Тот недоверчиво смотрит наверх, и в глазах сквозит удивление.
– В мужской раздевалке, серьезно?
– Почему нет, – пожимает плечами Райли. – Мы не можем игнорировать это, так ведь? – Райли тянется к его футболке и стягивает её через голову, разрывая контакт рук. Он бросает её в сторону и проводит руками по телу Чака. Тот судорожно выдыхает, как загипнотизированный следя за взглядом Беккета. – Пойдем в душ, – шепчет Райли, склоняясь ближе к нему.
– Там не омелы, – так же тихо отвечает Чак.
– Там есть щеколда на общей двери, – и Чак не может сопротивляться этим искоркам в глазах и какой–то странно–нежной улыбке, которую хочется тут же стереть, потому что у них не может быть так, не на этом штабе в поле битвы, не когда Чак хочет сохранить всю эту сюрреалистичность ситуации с ними двумя в тайне. Райли тянет его в сторону душа, а Чак идет как привязанный. Снова. «О, Хэнсен, да не будь же ты размазней!» – думает Чак, но все же идет. Свои правила он будет навязывать потом. Райли ещё расплатиться с ним за это постоянное ломание стен между ними.
– Чак, – выдыхает Райли и прижимает его к стене, захлопывая дверь и закрывая задвижку. – Расслабься.
– О, да прекрати же ты! – Чак перехватывает его за руки и разворачивается, вжимая теперь Райли в стену. – Прекрати так делать, Беккет. Ты, со своей гребанной манией контроля, – шипит Чак, расстегивая ему ремень. – Вечным желанием доминировать, застать меня врасплох, – он дергает его джинсы вниз и позволяет Райли проделать с ним то же самое. – Как же ты достал! – он врубает душ и вжимается в тело перед собой, притираясь. – Просто прекрати постоянно…– и Райли не дает ему продолжить, притягивая в сокрушительный поцелуй, чувствуя, как Чак напрягается в его руках, пытаясь перехватить ведущую роль.
А где–то в компьютерном отделе, Тендо, матерясь, врубает циклическую прокрутку записи пустой душевой комнаты, потому что, конечно же, эти двое умудрились встать именно там, где их видно на камере. Снова.
В научном отделе Ньют обороняется от Германа очередными кишками кайдзю, бегая вокруг стола. Зашедший к ним маршал лишь замирает на секунду, тяжело вздыхает и выходит от греха подальше. Те его даже не замечают, увлеченные весьма эмоциональной дискуссией о психологическом возрасте друг друга.
Мако надевает праздничное платье, Кайдановские накрывают праздничный стол в столовой, тройняшки носятся по Шаттердому с охапкой омелы.
Маршал поднимается на леса в отсеке с егерями и садится рядом с Герком.
– По–моему, это была глупая идея.
– Нам всем не помешает расслабиться, маршал. Они же ещё совсем дети.
– Эти дети разнесут нам тут все в скором времени.
– Они могут умереть завтра. Или послезавтра. Или в любой день на неделе. Им это нужно, нам всем это нужно, – выдыхает Герк, подтягивая к себе колени и опираясь на перекладину. – Знаешь, тебе стоит быть сейчас с ними. Ничто так не сближает, как праздники.
– Вообще–то я пришел, чтобы позвать тебя в столовую, – Герк усмехается в ответ.
– Ну да, конечно. Ты искал место, где бы спрятаться. Мне кажется, ещё пара бутылок, и они забьют на свой страх перед тобой, и придется–таки целоваться тебе под омелой, – смеется Герк.
– Это мы ещё посмотрим, – Пентекост встает и протягивает ему руку. – Пошли. Наведем там порядок, – Герк позволяет поднять себя и отряхивается от пыли.
– Кстати не знаешь, где мой сын? Я пытался до него дозвониться, но он не отвечает.
– Понятия не имею, – усмехается Пентекост.
В Шаттердоме очень шумно в Рождество. Но это хороший шум, счастливый. Ведь есть такие дни, когда не нужно задумываться о будущем, о сражениях, о войне, а когда стоит жить ради настоящего момента, ради «сейчас». Тендо смотрит на этот праздник через камеры слежения, включает автоматическую запись и переводит резервное копирование на свой сервер, достает заготовленные подарки и идет в столовую, закрыв дверь пункта наблюдения на замок. Что бы ни случилось сегодня – останется секретом. Пусть это будет самое счастливое Рождество, какое только может быть в условиях войны.